Тайны тамплиеров - Лин фон Паль Страница 40

Знали ли о готовящихся арестах рыцари, было ли это неожиданностью? Очевидно, о чем-то догадывались, что-то знали наверняка, потому что очень многие рыцари попали под арест, но важные бумаги — нет. Есть сведения, что Великого магистра де Молэ предупреждали и далее просили, чтобы он скрылся. Престарелый магистр спокойно дал себя захватить — бегать он не привык. Это был гордый, сильный и мужественный человек. «Отрекайтесь на словах, не отрекаясь в душе, — так он сказал своим рыцарям. — Если молено открытием малых тайн сохранить большие, почему бы так и не сделать?» Единственное, чего старый тамплиер не смог предположить, — что рыцарей станут пытать самым чудовищным и беспощадным образом, буквально с кровью выдавливая показания. Молэ был простой человек, как он сам признавался, «неграмотный», прежде всего рыцарь, воин, но не богослов. Он привык сражаться за свой Орден с оружием в руках, он не умел сражаться с казуистическими обвинениями оппонентов. При всем том он был еще и наивным человеком. Ему казалось, что король не захочет уничтожать Орден, потому что Орден спас его от смерти. Очевидно, он верил в благодарность короля. Он верил тому, что, очевидно, было обещано — покайтесь и получите отпущение грехов. Жак де Молэ считал к тому же, что поскольку его Орден подотчетен только папе, то и судить его светские власти не имеют права, поэтому все, что сказано светским властям, не имеет силы. И уж никак он не мог себе представить, что все происходящее — просто игра двух владык — светского и небесного. Но для короля и папы суд над тамплиерами был схваткой иного рода. Они выясняли, кто из них в данный момент круче, кто обладает большей властью. Бедный старый магистр! Он оказался игрушкой в их руках, то признаваясь во всех грехах, мыслимых и немыслимых, то отрекаясь от сказанного.

Король мечтал устроить очень быстрый и очень показательный процесс. Вот этого счастья ему не было дано. Процесс затянулся на семь лет. И все эти семь лет плененные тамплиеры должны были оплачивать расходы из собственного кармана — за еду, за крышу казематов над головой, за смену белья, за все, за все, за все. Их ведь считали непомерно богатыми! Для папы, с его стороны, было выгоднее решение оттягивать и оттягивать, чтобы поставить выскочку-Капетинга на свое место. Поэтому папа никуда не спешил. За право короля судить рыцарский духовный Орден он хотел выторговать для себя наиболее приемлемые условия. А положение, в котором он оказался, не способствовало ликованию. Филипп попросту арестовал папу и заставил его сидеть в Авиньоне, поближе к Франции, а не в далеком Риме. Эти годы так и вошли в историю как годы «авиньонского пленения» пап.

Все ли тамплиеры были арестованы? О, многие. Причем во время ареста они даже не пробовали сопротивляться. Инспектора приходили в укрепленные замки и при рыцарях описывали их имущество, а рыцари смотрели и не вмешивались в процесс. Почему? Никто не захлопнул перед королевскими посланцами ворота, никто не выскочил с мечом в руках и не превратил этих посланцев в крошево. Они могли выдержать в комтурствах долгую осаду, но все распахнули ворота. Почему? Скорее всего, рыцари верили, что бояться им нечего, что они не сделали ничего дурного и все обвинения будут с них сняты, впрочем, вряд ли они даже подозревали, какие обвинения могут им предъявить! Но не стоит считать, что абсолютно все из них были так наивны. Некоторым удалось выскользнуть из хорошо расставленных силков. Это было довольно сложно, потому что теперь на них велась охота. Населению были зачитаны указы, чем может им грозить укрывательство тамплиеров. Любого человека, подозреваемого в том, что он рыцарь-тамплиер, могли арестовать и бросить в тюрьму. И хотя многие могли бежать из-под стражи — о, они это умели! — очень немногие этим шансом воспользовались. На всех дорогах были отряды королевских солдат, прочесывающих места укрытий. Рыцари стали зверем, которого гнали от охотника к охотнику, и спасти беглецов могло только чудо. За короткое время около пятнадцати тысяч человек оказались под стражей.

И все они стали давать показания. Причем, их смущал характер заданных вопросов. Они не понимали, почему задаются именно такие вопросы. Рыцари не знали, что Гийом де Ногарэ решил провести следствие по «еретической» линии. Очевидно, воины меньше всего ожидали такого поворота событий!

Да, Ногарэ решил действовать наверняка. Он знал о странных обрядах рыцарей, смутные подозрения о сути которых тревожили набожного Людовика Святого. Людовик не знал, каким образом использовать свидетельства доносчиков, чтобы не уничтожить дойную корову (Орден) и в то же время устранить еретиков. С чувством невыполненного религиозного долга он так и сошел в могилу. Его преемник оказался гораздо менее разборчивым в средствах, а жесткий и упорный, неукротимый потомок еретиков Ногарэ оказался именно тем человеком, который мог найти и свидетелей отступничества, и лично указать, как и что необходимо делать, чтобы свидетели дали нужные показания. Как всегда, стоило поискать человека, достаточно обозленного на Орден, может быть, изгнанного из Ордена, чтобы он оговорил своих прежних братьев. И такой человек был найден. Имя его Эскье де Флуаран. И этот товарищ Эскье был найден задолго до начала процесса, Ногарэ, что ни говорите, был человек предусмотрительный. «Он был в тюрьме по неизвестному нам делу, — пишет Умберто Эко в «Маятнике Фуко» о главном свидетеле обвинения, — и дожидался высшей меры, как тут его подсадили в камеру к раскаявшемуся тамплиеру, также ожидавшему петли, и тамплиер поделился с ним леденящими душу признаниями. В обмен на отмену приговора и на некоторую сумму денег Флуаран пересказал все, что слышал. А слышал он примерно те же побасенки, которые были на устах у всех. Только в данном случае они были оформлены в виде следственного протокола». Что ж это были за побасенки, которые позволили королевскому министру подвести тамплиеров «под статью»? «Что, по-вашему, говорили об этих «десантниках», — поясняет Эко, — добропорядочные обыватели, видя, как те собирают дань с колоний и никому ничего отдавать не обязаны, не обязаны далее — с некоторых пор — рисковать своей кровью, охраняя Гроб Господень? Они, конечно, французы, но не вполне, — то, что сейчас называют «черноногие», а в те времена «poulains». Совершенно не исключено, что эти «черные» предаются восточному разврату, кто их знает, — уж не говорят ли между собой на языке арапов? По уставу они монахи, но для всех вокруг очевидны их развязные манеры, и вот уж сколько лет назад папа Иннокентий III принужден был бороться с ними буллой «О дерзновениях храмовников». Ими даден обет бедности, а сами роскошны, как наследственные аристократы, скаредны, как нарождающееся купеческое сословие, и неукротимы, как команда мушкетеров. Не много нужно, чтобы от ворчания перейти к досадливым наговорам. Мужеложцы! Еретики! Идолопоклонники, обожающие бородатого болвана, взявшегося неведомо откуда. Уж только не из иконостаса богобоязненного христианина! Вероятно, они причастны секретам исмаилитов. Не исключено, что и водят шашни с Ассасинами Горного Старца».

Обвинения, скажем, премерзостные. Но интересно, что Великий магистр знал о возможном характере обвинений. Знал, но почему-то не обращал на них внимание. Слишком баснословны? Возможно. Но скорее всего, он даже не предполагал, что скоро придется отбиваться от средневековых крючкотворов. Молэ в этом плане был человек девственный. Мы не знаем, в чем конкретно обвинили магистра на первом допросе. Вполне вероятно, что вопросы были построены так казуистично, что бедняга Молэ понял их по-своему. Грешил? А кто из нас без греха? Отступал от общепринятого ритуала? Отступал, ведь не всегда есть время для соблюдения полного ритуала, особенно на войне, а ведь жизнь тамплиера в Святой земле — постоянная война, постоянные боевые действия с кратковременными перерывами. Посмотрите их Устав, там даже расписано четко, чтобы путаницы не было, как следует себя вести в таких условиях — как лагерь ставить, как садиться за трапезу, как молиться, чтобы и с эффектом, и в то же время не обременительно для основной военной профессии. На две трети устав тамплиеров — военный устав, мало в нем истинно монашеского рвения. Но иногда ведь не было у них времени даже на соблюдение этих правил, и тогда… Да, правильно, тогда они, как всякие нормальные люди, их нарушали. Именно потому и выживали. Так, говорите, нарушали? А что это у вас за эмблема такая странная — два всадника на одном коне? Вы что там, в вашей святой армии содомией занимаетесь? Вот на это только обвинение старый магистр рявкал, что есть сил, что в жизни он не грешил с мужчинами! Почему-то он согласен был ради спасения Ордена признаться во всем, чего потребуют, даже в том, что целовал кошку в зад, но не в мужеложстве! И дорого же ему это отрицание стоило, поскольку в своей ярости он сумел задеть святой престол, переадресовав обвинения в этом вопросе в адрес кардиналов и епископов. Тут, очевидно, Филипп злорадно поаплодировал магистру, ибо тот не понимал, какую петлю затягивает на собственной шее.