Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус Страница 4

Мистика в конце концов становится религиозным ярлыком эпохи не только в философских умозрениях Майстера Экхарта [5], но и в самых филигранных формах благочестивого смирения. Она связывает мир трансцендентного с земной жизнью. В потустороннем мире жизнь преображается. Ведь по сути мистика — не что иное, как тончайшая и вместе с тем восторженная эротика.

Несмотря на все предостережения христианской церкви, вопреки проклятиям, запретам и наказаниям не удается окончательно обуздать желания человека и отправить его чувственность во внутреннее изгнание. Позже это пыталась осуществить так называемая буржуазная эпоха. Средневековье свободнее в своих нравах и в большей степени исполнено фантазии. Особенно ослабевает общественный контроль в позднем Средневековье — не в последнюю очередь за счет эмансипации городской буржуазии. Некогда твердый сословный порядок расшатывается, жизнь становится более вольной, более чувственной, а личность приобретает особое значение. Штурмующая небо готика находит воплощение в человеческой душе.

В целом Средневековье отмечено резким антагонизмом между аскезой и похотью, между отрицанием мира и любовью к нему. Это влечет за собой поляризацию: одни настаивают на борьбе с любым проявлением плоти, а другие взывают к образу сотворенного Богом космоса, в котором все хорошо само по себе и где сексуальность занимает свое богоугодное место.

Внутри церкви за периодами ориентации на земное, признанием права наслаждаться жизнью вновь и вновь следуют времена аскезы и ухода от мира. Человеку Средневековья постоянно приходится выбирать между небом и землей. Например, XIV век — время перелома и неопределенности. В этот период жизнь непрерывно подвергается опасности из-за войн, междоусобиц, разбойничьих набегов, волнений, голода, нужды и эпидемий. Все это не позволяет человеку обрести внутреннее равновесие. От покаянного бичевания до шутовского колпака, от кладбища до увеселения зачастую действительно всего один шаг. В иной день не хватает рук, чтобы схоронить всех мертвецов, а на следующее утро перед дверью церкви теснятся брачующиеся пары.

Вместе с тем именно для менталитета позднего Средневековья характерна бьющая через край жажда красоты и буйного веселья. Это одна из причин, почему закат бургундской культуры окрашен такими пьянящими красками. Уверенная в себе и в Боге церковь и шумная свита аллегорической «госпожи жизни» принимают участие во взрыве безудержной страсти, внезапном разгуле чувственности и жажды бытия. Нарастающее значение мирской культуры, поначалу в рыцарстве, позднее среди горожан, снова меняет общее настроение, и мир эроса приобретает — пусть неуверенно и робко — новые черты.

С. 27. Мир придворной любви (фрагмент). Французская книжная живопись, XV в.

С. 28. Изображение шестой заповеди: «Не прелюбодействуй» (фрагмент). Данциг, XV в.

Казалось бы, для возникновения романтической любви просто не существовало менее благоприятного времени, чем вторая половина XI века. Мелкое дворянство, несмотря на вассальные связи и верность сюзерену, погрязло в междоусобных войнах ради захвата земель. Главными интересами сильного пола оставались битвы, поединки и охота. Со временем сражения стали уступать место турнирам, но и те были делом кровавым и жестоким. Меньше всего мужчины претендуют на возвышенные чувства и драматические страдания.

Поведение за столом едва ли отличается утонченностью: едят по-прежнему руками (вилки еще не изобретены), нож вытирают о хлеб, а пальцы — о скатерть. Поскольку столовая посуда отсутствует, мясо поедают с толстых ломтей хлеба. Крепости представляют собой холодные и лишенные удобств жилища, которые не имеют ничего общего с хваленой рыцарской романтикой.

Дух рыцарства еще не утвердился. Франки считают своих жен полезным имуществом и соответствующим образом защищают их. За убийство жены назначается не слишком строгое наказание. Духовенство, сочиняющее церковные законы, еще долгое время позволяет мужьям бить своих жен, а светское законодательство во многом следует каноническому церковному. Раннее Средневековье — невообразимо суровое время; оно не столь порочное, как поздний Рим, но еще более грубое. Знатные люди полагают своим естественным правом изнасиловать всякую женщину, попавшуюся им в безлюдном месте, и поступают так, не задумываясь и не встречая никаких затруднений. Стоит упомянуть, что устав города Вильфранш в Гаскони даже в XIII веке разрешает каждому мужчине бить свою жену «при условии, что она не умрет от побоев». В суде женщина бесправна — она не может защищать себя сама, а все имущество, имевшееся у нее на момент заключения брака, переходит к мужу. Этот обычай продержится еще несколько столетий. Проституция стала настолько обычным делом, что многие большие и малые города Европы легализуют ее под контролем городских властей. Право первой ночи как минимум теоретически позволяет господину лишить девственности невесту своего вассала. Духовенство полагает брак драгоценным таинством и защищает его всеми силами, однако среди клира господствует определение Иеронима: «Кто любит свою жену слишком пылко, совершает прелюбодеяние».

Яркие представители «незавершенного» рыцарства — норманны, обосновавшиеся на окраинах Западной Европы. Поначалу они наводили ужас постоянными набегами, но в 911 году, получив в ленное владение побережье Северной Франции, похоже, присмирели. Впрочем, их активность все еще не утолена. Норманнские наемники в Нижней Италии с благословения папы разгромили остатки армии Византийской империи, а позднее изгнали из Сицилии сарацин. Они оказались не только бесстрашными воинами, но и умелыми основателями государства: норманнское королевство в Италии стало образцовым для своего времени — в нем мирно уживались различные культуры и царила веротерпимость.

На полстолетия попадает под контроль норманнов и Англия, но их жажда приключений и страсть к завоеваниям этим не ограничиваются. В конце X века у них появилась заманчивая цель: завоевание святого Гроба Господня. Они конечно же откликаются на призыв папы к крестовому походу, однако руководит ими все же не христианский образ мыслей, а тяга к завоеваниям. Война за веру — не для них.

Норманны становятся героями крестовых походов и усматривают в этом благоприятную возможность для расширения своей власти. Уже Боэмунд Тарентский, самый знаменитый норманн Первого крестового похода, предпочитает обустроиться в своем новом княжестве — Антиохии, предоставив другим тяжкий труд освобождения Иерусалима. Славные деяния ради будущих поколений — достойное времяпрепровождение. Тем не менее норманнское государство крестоносцев просуществовало почти два века.