Любовь и злодейство гениев - Сергей Нечаев Страница 54

* * *

А в 1893 году поездки в Илетт вдруг прекратились. Почему? Для ответа на этот вопрос следует, наверное, коснуться одной из загадок жизни Камиллы Клодель: были ли у нее от Родена дети?

По этому поводу Рэн-Мари Пари пишет:

«Может быть, в Турене она скрывала тайную беременность? Или выздоравливала после тяжелого аборта? Может, навещала ребенка или детей у кормилицы? Документы, которыми мы в настоящее время располагаем, не дают ответа на эти вопросы».

В водовороте любви в старинном замке они, похоже, совсем забыли про осторожность. Раньше Роден постоянно следил за этим, но визиты в Илетт были так насыщены эмоциями…

* * *

Говорят, Камилла сумела решить эту проблему, ничем не побеспокоив великого Родена. Это был самый страшный день в ее жизни, полный страха и острого ощущения собственного бессилия. После этого ее долго мучили ночные кошмары: детей у нее больше не будет, но вдруг и великим скульптором она тоже не станет…

Когда она приехала в Париж, ничего не подозревавший отец сказал:

— Что-то деревенский воздух не пошел тебе на пользу. Наверное, ты сидела там взаперти и все время работала. Ради этого не стоило уезжать из города.

Эх, знал бы он…

Ничего не заметил и Роден.

* * *

Историк Жак Мадоль, имевший доступ к переписке Ромена Роллана, дает понять, что есть два письма, в которых речь идет об аборте. Мадам Роллан писала о том, что сам Поль Клодель рассказывал ей о прерванной беременности сестры.

Пока истина не будет установлена, будем, по крайней мере, иметь в виду эту печальную тайну. Возможно, это была одна из самых болезненных ран в трагической жизни Камиллы Клодель. Но, получив сильнейшую эмоциональную травму, она не заболела, не развалилась на части. Во всяком случае, пока не заболела, пока не развалилась…

В любом случае, к этому вопросу следует относиться с бо2льшей осторожностью, чем это делают многие биографы Родена, описывающие житье в Турене исключительно как беззаботные шалости в тайне от Розы Бёре.

Подобный вывод часто делают, основываясь на следующем письме Родена к своей гражданской жене:

«Я весь в работе, и она чем дальше, тем более захватывает меня. Я чувствую себя живущим в давних эпохах, потому что во мне, бесспорно, есть след тех минувших времен, и эта архитектура как будто пробуждает в глубине моего мозга что-то, что я прежде знал».

Похоже, мэтр действительно в то время жил лишь своей работой, и ничто другое для него не существовало. Работа была его счастьем, лишь она заполняла пустоту его души, и малышка Клодель должна была помогать ему в этом, а не мешать. Вообще ничто не должно было ему мешать.

«К сожалению, в наше время многие презирают, ненавидят свою работу. Но мир будет счастлив только тогда, когда у каждого человека будет душа художника, иначе говоря, когда каждый будет находить радость в своем труде».

(Огюст Роден)

* * *

Увы, как это обычно бывает, целиком и полностью поглощенная борьбой за сердце своего кумира, Камилла стала постепенно забывать о себе и о своей собственной творческой карьере. Очень многие сходятся во мнении, что из талантливой молодой художницы с многообещающими работами она постепенно превратилась в «перезрелую протеже месье Родена», которой доверялось лишь завершение поступавших ему заказов, на что у него самого не было времени. И напрасно сам Роден пытался реабилитировать свою ученицу. Вот, например, что он писал своему другу Октаву Мирбо:

«Что касается мадемуазель Клодель, обладающей талантом размером с Марсово поле, она еще не оценена по достоинству».

Эта фраза Родена — настоящий афоризм, замешанный на каламбуре. С одной стороны, Марсово поле в Париже огромно по площади, поэтому сравнение таланта Камиллы с ним является характеристикой чисто количественной. С другой стороны, следует пояснить, что дo 1890 гoдa xyдoжники ycтpaивaли cвoи выcтaвки в зaлax бoльшoгo двopцa на Eлиceйcкиx пoлях, а после этого часть xyдoжников, выдeлившиcь из oбщeй массы представителей академического искусства в Национальное общество изящных искусств, oбpaзoвaла coбcтвeнный Caлoн Mapcoвoгo пoля (пo имeни выcтaвoчнoгo пoмeщeния нa Mapcoвoм пoлe), поэтому сравнение Родена может рассматриваться и как качественная оценка таланта Камиллы: «размером с Марсово поле», то есть достойно лишь Салона Марсова поля.

В любом случае, критики упорно не желали рассматривать мадемуазель Клодель в качестве самостоятельного мастера.

Конечно, Камилла надеялась добиться признания и успеха, соединив свою судьбу с именем Родена. Но слова Родена так и оставались словами, а на практике он не торопился связывать себя, и в глазах критиков и публики его совместные с Камиллой работы так и оставались работами только Родена. Ведь он ставил на них только свою подпись…

А ведь в это время Камилла создавала весьма интересные работы, не только технически безупречные, но и отмеченные динамичной композицией, страстностью и, наконец, удивительной плавностью линий. В отличие от Родена, часто лепившего крупными небрежными мазками мэтра, Камилла свои душевные импульсы облекала в утонченно-проработанные формы. Типичный пример — знаменитая композиция «Вальс», работа 1892 года, где в изломе двух переплетенных в танце фигур улавливается не только эйфория чувств, но и их болезненность.

Известный критик Октав Мирбо был восхищен «Вальсом»:

«Мадемуазель Клодель отважно атаковала задачу, быть может, самую трудную для скульптора: передачу движения танца».

Матиас Морхардт в своей знаменитой статье о Камилле написал:

«Согласно мнению мадемуазель Клодель, в искусстве в первую очередь следует точно передать движение».

Роден считал иначе, для него главное заключалось в моделировании поверхностей, в игре света и тени, движению же он придавал лишь второстепенное значение.

* * *

Конечно же ни о каком творческом бесплодии Камиллы в это время говорить нельзя. Незадолго до 1894 года она закончила «Маленькую владелицу замка», иначе называемую «Девочка из замка Илетт» или «Маленькая Жанна». Таков парадокс творчества — чудесное детское личико с отрешенным взглядом изваяла женщина, которой судьба отказала в материнском счастье.

Но в целом произведения Камиллы того периода все же были проникнуты печалью. Собственно, иначе и быть не могло.

Кстати сказать, об одной из скульптур Камиллы галерист Эжен Бло написал:

«Однажды Роден пришел ко мне, и я увидел его стоящим неподвижно перед этой работой, созерцающим ее, нежно ласкающим металл и плачущим. Да, плачущим. Как ребенок».

Роден плакал, глядя на работу Камиллы. От гордости за свою ученицу? Вряд ли. А может быть, от бессилия? Может быть, потому что понимал, что младшая превзошла старшего, ученица превзошла своего учителя?