Мэрилин Монро. Блондинка на Манхэттене - Адриен Гомбо Страница 6

В ту пору Эд все еще жил в Бруклине. Он любил хорошо одеваться и покупал костюмы в магазине «Брук Бразерс», хотя вечно сидел без гроша. По мнению Джорджа, «Эд, учитывая его работоспособность, мог вполне прилично зарабатывать. Но деньги его не интересовали. Он тратил их не считая. Бывало, что у него не было пяти центов на метро и по утрам он пешком топал на работу через Бруклинский мост». Причины катастрофического состояния его финансов таят в себе загадку. Сегодня кое-кто выдвигает обвинения в адрес агентства «Пикс», которое не всегда достойно оплачивало труд одного из своих лучших фотографов.

Днем Эд мотался по съемкам, просиживал в лаборатории и бегал по редакциям. «Все крутилось в одном и том же квадрате. Например, мы несли очередной сюжет в «Newsweek». Если там не проявляли интереса, нам достаточно было пройти пару кварталов до редакции «Time», — вспоминает Джордж Цимбел. Друзья постоянно пересекались и, пользуясь случаем, показывали друг другу свои работы. Взаимные оценки выносились мгновенно и отличались строгостью и нелицеприятностью. «Фигня! — бушевал Эдди, стуча кулаком по столу. — Полное дерьмо!» Цимбел переводит взгляд за окно, где по мостовой идут монреальцы под зонтиками. «Это был Нью-Йорк! — улыбнулся он. — Мы говорили друг другу в глаза все что думали, без всяких выкрутасов. Вот этого-то мне здесь и не хватает. С тех пор как я перебрался в Канаду, меня не покидает чувство, что люди здесь вообще никогда и ничего не критикуют. Но в Нью-Йорке нам было не до вежливости! Что, кстати сказать, вовсе не мешало нам оставаться друзьями».

Что бы ни случилось днем, по вечерам они встречались в баре «Костелло». Из всех друзей Файнгерша самым близким был, конечно, Роберт Стайн — для своих Боб. Они играли в покер: Джордж Цимбел, Эдди, Сал и Эл Гроссманы, Гарри Виногранд. «Мы с Гарри играли так себе. Эдди — чуть получше, но тоже средне. А вот Боб! Его все боялись!» Пятьдесят лет спустя Боб вносит в этот комментарий свои коррективы: «Не понимаю, про что это толкует Джордж. Сроду мне в покер не везло!» Но Джордж не сдается: «Слушай его больше! Боб был в покере ас! Думаешь, чего он сейчас скромничает? Блефует, как всегда!» Друзья не виделись много лет. Совершая челночные рейсы между Монреалем и Коннектикутом, я словно участвую в их бесконечных разговорах в «Костелло». И уже усвоил: последнее слово всегда остается за Робертом.

На «гражданке» Стайн был главным редактором журнала «Argosy». В тридцать лет он перешел в «Redbook», а затем в «McCall's». «Когда я возглавил эти журналы, — объясняет он, — то хотел приблизить их к реальной жизни, сделать более правдивыми. Не только я один стремился к этому — все, что тогда происходило в Нью-Йорке, двигалось в том же направлении. Появилось независимое кино. Моррис Энгель выходил на улицу с маленькой камерой и снимал все, что привлекало его внимание. И, конечно, был джаз — музыка, почти целиком построенная на импровизации. Мы от нее с ума сходили...» В свои 86 лет Боб — активный пенсионер, у него свой блог в Интернете. Стены кабинета украшают фотографии Боба в компании с Джоном Кеннеди, с Марлоном Брандо. У него типично американский дом — нечто вроде шале, возведенного на лоне природы. Гостиная задумана как палуба, нависающая над небольшим водопадом. Пока мы беседуем, из-за окна доносится журчание воды. Садовник в бейсболке подстригает газон. «Я хорошо знаю, что эпоха 1950-х многими воспринимается как нечто скучное и лишенное выразительности. Стереотипный образ эры Эйзенхауэра: симпатичная мамаша в переднике неспешно готовит индейку и прислушивается, не едет ли папаша в черном костюме на своем седане. Все веселье началось в 1960-е. Но на самом деле мы тоже недурно развлекались. Да, конечно, была война. Но знаете что? Не будь этой войны, мне бы в жизнь не выбраться из Бронкса! Не забывайте: мы были первым поколением американцев, убежденных, что жизнь у нас будет лучше, чем у наших родителей. Различие между нами и следующим поколением бэби-бумеров в том, что мы не тратили время на пустое философствование! Все спали со всеми, но при этом ухитрялись сохранять какую-то невинность, что ли... Во всяком случае, никто не разглагольствовал о свободной любви и прочей мути...». Зная это, не приходится удивляться, что Эдди делил с друзьями не только фотокамеры. Как-то вечером у Боба раздался звонок: «Срочно дуй в «Костелло»! Эд звонил из бара, где проводил время в обществе Ронды Флеминг — восхитительной брюнетки с ногами от шеи, снимавшейся у Хичкока в «Завороженном». Впоследствии она блеснет в картинах «Когда город спит», «Из прошлого» и «Перестрелка в О.К. Коррал». Но, пока ее звездный час не пробил, начинающая старлетка не слишком-то задирала нос — во всяком случае, в тот вечер явно была настроена продолжить знакомство. «С чем тебя и поздравляю», — хмыкнул Роберт, не выпуская изо рта сигареты. «Ты не понял! Я чего тебе звоню-то? — Чтобы перекрыть шум бара, Эдди приходилось едва ли не кричать. — Со мной тут дохлый номер! Я сам только сейчас заметил — она меня чуть не на голову выше! Зато для тебя — в самый раз! Так что давай шевелись, одна нога здесь, другая там!» Понятия не имею, встретился ли Роберт в тот вечер с Рондой. Но думаю, что да.

Невысокий и тощий, Эдди не был писаным красавцем. Но он обладал веселым нравом и темпераментом. Приятели покатывались со смеху, когда он изображал Граучо Маркса. И женщины его любили. Их в его жизни — не считая мимолетных знакомств — было несколько. И каждая отличалась сильным характером.

Джулия Скалли сейчас живет в Верхнем Вест-Сайде. Стильная, образованная, сдержанная, независимая — этакая Катрин Денёв в американской версии, идеальное воплощение жительницы центральных кварталов Нью-Йорка, которую каждый мужчина мечтает пригласить на романтический ужин при свечах на крыше небоскреба. Едва переступив порог ее квартиры, я сразу вспомнил фильмы «Лора» и «Окно во двор». Сейчас начнет угощать коктейлем, подумал я: наверняка у нее наготове непременный сифон с содовой — из тех, что в комедиях 1950—1960-х всегда выпускают струю газировки не туда куда нужно и заливают новый костюм героя. Волосы ее посеребрила седина, но держится она по-прежнему величественно, как и полагается светской манхэттенской даме. Вот почему ее талантливо написанная автобиография «Не по переходу», вышедшая в 1998 году в издательстве «Рэндом хаус», так всех удивила. Джулия родилась в очень бедной еврейской семье, жившей в богом забытой деревне на севере Аляски. В 1952 году она приехала искать счастья в Нью-Йорк и сумела устроиться секретарем в редакцию журнала «Argosy». Здесь она свела знакомство с Робертом Стайном, который учил ее придумывать подписи к фотографиям, а также с другими фоторепортерами, в том числе с Эдом Файнгершем. Именно в квартире Джулии я в первый раз увидел лицо Эдди. Она щелкнула его на углу улицы, в позе а-ля Монти Клифт. И только тут до меня дошло: до чего же он молод! Молод, как поэтесса Сильвия Плат и герои Сэлинджера. Молод, как сама Америка, в те годы прямо-таки олицетворявшая идею молодости. Абсолютно всем — манерой держать в углу рта сигарету, зажимая ее губами, косым взглядом, брошенным в объектив, обаянием легкой потрепанности — Эд выражал сам дух 1950-х. Он был юным актером Джеймсом Дином — растрепанные волосы, руки в карманах, — стоящим посреди улицы, не обращая внимания на катящие мимо хромированные бродвейские авто. Он был первым представителем поколения кока-колы и первым сёрфингистом, воскресным днем спешащим на Кони-Айленд, он был ароматом хот-догов, попкорна и сахарной ваты, он был ночью, озаренной сиянием неона, барами Гринвич-Виллидж и клубами Гарлема, где до утра не смолкал звон бокалов. Эдди был молод, как молодо было его время. И ему, как и его времени, недолго оставалось жить — примерно десять лет. Мне захотелось увидеть Джулию глазами Эдди. Она опустила взгляд: «Конечно, он меня снимал, но я потеряла все снимки. А может, он мне их никогда и не давал...» Это Эдди подарил ей ее первый фотоаппарат и чуть ли не силой заставил посещать курсы Бродовича. «Как только книга Картье-Брессона «Фото из-за угла» вышла на английском — под названием «Решающий момент», — он бросился в книжный и преподнес ее мне. Не думаю, чтобы он всерьез интересовался чем-либо помимо фотографии. Сегодня я понимаю, сколь многим ему обязана». Благодаря Эдди она нашла свою судьбу. Но какой бы важной ни была для нее эта связь, продлилась она недолго. Начиная с 1953 года Джулия уже выставляла свои работы в Музее современного искусства. В 1956 году она стала одним из столпов журнала «U.S. Camera», а в начале 1960-х возглавила редакцию журнала «Camera-35». «Мне кажется, главной особенностью Эдди и других фотографов его поколения была их маниакальная честность. Она проявлялась во всем: в их отношениях между собой, в том, как они критиковали друг друга — предельно откровенно, без всяких белых перчаток. Но больше всего она проявлялась в их отношении к свету. Эдди работал исключительно с естественным освещением. Его техника «доступного света» заключалась в том, чтобы никогда ничего не менять, никогда ничего не подстраивать, оставаться честным по отношению к свету и реальности». Именно таким, честным способом самый безбашенный из фотографов своего поколения весной 1955 года поймал в кадр лицо Мэрилин Монро.