Плач к Небесам - Энн Райс Страница 80

Тонио отложил письмо. Последние слова обожгли его. «Прошлотак мало времени, а он уже изменяет Марианне! — подумал он. — Дазнает ли об этом она?.. А еще она была больна. Больна ли? Отравлена, безсомнения, той ложью, которой он кормил ее долгое время!» Он не знал, зачем емучитать все это. И тем не менее снова развернул пергамент.

«Напиши мне что хочешь. Мой муж постоянно отстаивает твоиинтересы в Совете. Твое изгнание не будет продолжаться вечно. Я люблю тебя, мойдражайший кузен».

Прошло несколько недель, прежде чем Тонио собрался ответить.Он все повторял себе, что эти годы принадлежат ему и что он не хочет, чтобы онаему писала, и не хочет, чтобы ему вообще когда-нибудь писали из Венеции.

Но однажды вечером его внезапно охватило такое сильноежелание, что он сел и написал ей короткий, но любезный ответ.

После этого почти каждые две недели он получал от нееписьма, но часто уничтожал их, чтобы избежать искушения снова и сноваперечитывать.

Из Венеции ему прислали еще один кошелек. Теперь у него былобольше денег, чем он мог потратить.

Зимой он продал свою карету. Он никогда не пользовался ею ине хотел оставлять ее себе. Но, полагая, что, раз уж скоро у него будет худое идлинное тело евнуха, он должен пока не упускать время и одеваться получше,Тонио заказал себе больше роскошных костюмов, чем когда-либо прежде.

Маэстро Кавалла, как, впрочем, и Гвидо, поддразнивал его наэтот счет, но он всегда был щедрым, раздавал золото нищим на улицах и при любомудобном случае покупал подарки маленькому Паоло.

Но и после этого денег у него меньше не становилось. Карлооб этом позаботился. Ему следовало куда-нибудь вложить свои средства. Новремени на это не было.

* * *

И все же как бы насыщенна ни была его жизнь, как бы ни былаона наполнена событиями и постоянным трудом, Тонио крайне удивился, когдаоднажды утром Гвидо сказал ему, что он споет соло в рождественской оратории.

Рождество. Уже полгода, как он здесь!

Тонио долго не отвечал. Он думал о том, что нарождественской мессе в соборе Сан-Марко он впервые пел с Алессандро. Тогда емубыло всего пять лет.

Он представил себе вереницу гондол, пересекающих воднуюгладь в направлении острова Сан-Джордже. Карло должен быть сейчас с ними.

Он попытался не думать об этом.

Первое выступление Доменико в Риме должно было состояться втеатре Аржентино на открытии новогоднего карнавала.

Что сказал Гвидо? Что он будет петь — что? Тонио пробормоталкакое-то извинение и, когда Гвидо повторил: он будет петь соло в рождественскойоратории, — покачал головой.

— Я не могу, — сказал он. — Я не готов.

— Кто ты такой, чтобы говорить мне, готов ты или неготов? — серьезно спросил Гвидо. — Конечно, ты готов. Я бы незаставлял тебя петь, если бы ты не был готов.

Но у Тонио перед глазами все еще стояли фонарики,расцвечивающие тьму лагуны во время рождественского паломничества гондол наостров Сан-Джордже.

Утреннее солнце заливало консерваторский сад за окном,отчего каждая арка здания превращалась в законченную картинку, с трепещущимилистьями на фоне желтого света. Но Тонио не замечал этого, он был далеко — всоборе Сан-Марко. Его мать шептала ему: «Смотри, вон твой отец!»

— Маэстро, не устраивайте для меня испытание, —пробормотал он, призывая на помощь все свое венецианское воспитание. — Яне могу пока положиться на свой голос. Если вы заставите меня петь соло, яподведу вас.

Гвидо скорее удивился, чем рассердился.

— Тонио, разве я когда-нибудь обманывал тебя? Яудивлен. Ты готов петь соло!

Тонио не ответил. Он тоже был удивлен, потому что не могприпомнить, чтобы Гвидо прежде называл его по имени. И он был не готов к томуволнению, которое почувствовал при этом.

Однако он продолжал настаивать, что не может петь, иодновременно пытался рассеять атмосферу собора Сан-Марко. Но Алессандро стоялрядом с ним. И Алессандро говорил: «Я никогда в это не верил!»

* * *

К концу дня он был совершенно измучен. Гвидо ни слова большене произнес о предстоящем выступлении, но дал ему пропеть несколькорождественских песен, среди которых, он знал наверняка, было и то самое соло.Собственный голос казался Тонио немелодичным и грубым. Поднимаясь по лестнице,он испытывал тревогу и неуверенность. Ему не хотелось видеть Доменико, нотонкая полоска мерцающего света под дверью выдавала его присутствие. Доменикобыл одет и готов к вечернему выходу.

— Я устал, — сказал Тонио и повернулся спиной,желая подтвердить это всем своим видом.

Часто бывало так, что они с Доменико успевали быстросовокупиться, прежде чем тот куда-нибудь отправлялся. Но сегодня вечером Тонионе мог этого сделать, сама мысль об этом угнетала его.

Он смотрел на свои руки. Уже и черная консерваторскаяуниформа стала коротка; он нарочно избегал взгляда на свое отражение в зеркале.

— Но я специально готовился к нынешнему вечеру, —возразил Доменико. — Ты не помнишь? Я ведь тебе говорил.

В голосе возлюбленного слышалась еле заметная робость. Тониообернулся, чтобы при свете единственной свечи лучше рассмотреть Доменико. Юношабыл одет великолепно. На его стройной фигуре одежда смотрелась так же изящно,как на моделях, демонстрирующих французскую моду на гравюрах. Тонио впервыезаметил, что они с Доменико одного роста, хотя тот на два года старше его. Иеще он подумал, что если не избавится от него, то просто сойдет с ума.

— Я устал, Доменико, — прошептал он, сердясь насебя самого за свою грубость. — Оставь меня одного...

— Но, Тонио! — Доменико явно был удивлен. — Яуже все организовал. Я говорил тебе. Утром я уезжаю. Ты не мог забыть, что...

Он замолчал.

Тонио никогда не видел это лицо таким взволнованным.Волнение придавало ему особую привлекательность, и глядя на него, Тониопочувствовал невольное возбуждение.

И тут неожиданно до него дошло то, что Доменико пытался емусказать. Ну конечно! Это же его последняя ночь, потому что он уезжает в Рим! Впоследнее время все вокруг только и говорили что о его отъезде, и вот моментнастал. Маэстро Кавалла хотел, чтобы он поехал туда пораньше и порепетировал сЛоретта. Лоретта упрашивал маэстро дать ему возможность написать оперу дляДоменико, и капельмейстер, чей вкус намного превосходил талант, уступил.

Итак, момент расставания приблизился, а Тонио этого даже незаметил.