Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус Страница 9

Расцвет миннезанга недолог — с конца XII века до начала XIII. От Генриха фон Вельдеке и Дитмара фон Айста — до Вальтера фон дер Фогельвейде. Его последние песни могли быть написаны около 1228 года, поскольку Ульрих фон Лихтенштейн, рожденный в 1199 году, уже подражает миннезингерам. Используя преувеличения и сатиру, он описывает невероятные приключения рыцарей, их безумные идеи и еще более безумные героические подвиги — разумеется, любовные.

Литература эпохи миннезанга играла особую роль в очищении рыцарства и прославлении его любовных приключений. В экзальтированных поэтических строфах повествуется о «блаженной любви». Язык очищается от умеренности и искусственности сложно сконструированного латинского синтаксиса. Поэты открывают для себя немецкий язык, видят в нем инструмент со множеством регистров — от восторженного подъема до будоражащей боли. В экзальтации они превозносят Бога и его творения, а среди последних прежде всего прекраснейшее — женщину.

Интересно, что, несмотря на сознательное и недвусмысленное оскорбление святости брака, любовь считается адекватным средством сближения с Богом, а потому практически богоугодным делом. Поэтому в придворном эпосе мы вновь и вновь находим указания на веру в религиозное возвышение посредством любви.

Вальтера фон дер Фогельвейде тепло принимают при дворе Бабенбергов Венских, где он, как гласит предание, прикасается к своим струнам и поет со всей полнотой чувств: «Прекрасны, словно цветы, невинные женщины. Нет ничего прелестней ни в сферах, ни на земле, ни в зеленых долинах речных. В сравнении с этой красотой лилии и розы, расцветающие в росистой майской траве, тусклы, а птицы — безголосы. Здоровый лишится разума, а недужный — исцелится в одно мгновение, когда узрит нежные смеющиеся губы или сияющие глаза, что мечут стрелы в мужское сердце».

Придворное общество находит все больше удовольствия в изощренной языковой манере и подобном стиле жизни — женщины и девушки становятся недостижимой грезой. Соответственно, облагораживаясь, меняются и формы обхождения, развиваются новые правила стиля и приличий. Каждый хочет быть «изысканным», безупречным в одежде и манерах, никто не желает слыть тупой и бестолковой «деревенщиной».

А потому рыцарь мечет стрелы Амура с любовными посланиями, пламенное чувство прокрадывается в сердце девушки, и нет недостатка в сладостных признаниях и взаимном расположении. Влюбленные обмениваются письмами или «пригоршнями шелковых нитей» в виде широкой ленты или фаты — традиция, о которой до сих пор напоминает выражение «узы дружбы». Поцелуй становится традицией и общественным долгом. Гостя непременно встречает «приветственный поцелуй алых губ», а если эти губы еще молоды, то они «не о дворцовом этикете с его устами говорят» [13], — как это чувствует рыцарь Гаван из «Парцифаля» Вольфрама фон Эшенбаха, когда в стране Аскалун он заезжает к молодой царице Антиконии.

Скоро придворные беседы наполняются эротическими изъявлениями в форме стихов, песен и баллад. Песни того времени — бесчисленные вариации на одни и те же темы. Они звучат не только под гулкими сводами княжеских замков, но и на императорских сеймах, а также находят восторженных слушателей в городах. Деяния рыцарей приукрашиваются с большой фантазией и изобретательностью, причем правдоподобие не имеет никакого значения — как, например, в легендах о короле Артуре или Парцифале. Важнее то, что рыцарский образ поведения не кажется ни предосудительным, ни смешным, ни странным.

За два недолгих столетия миннезанга жизнь в Германии приобретает лоск во всех областях, а резкое расхождение между религией и чувственностью становится слабее. Аристократическая замужняя дама — «фруве», как ранее гранд-дама французского двора, становится притягательным, роскошным созданием, которое обещает радости любви, непостоянным существом — то чопорным, то непосредственным.

Придворную любовь можно рассматривать как попытку усовершенствовать эротическую жизнерадостность при помощи рыцарского культурного и общественного идеала. Романтическая стилизация смягчает то, что едва ли в состоянии обуздать церковь. Правда, как аскеза, так и служение любви — дело лишь узкого круга. Среди большей части аристократов, горожан и крестьян в отношениях полов правит естественная чувственность, там женщины принимают участие в увеселениях и проказах, то есть ведут себя отнюдь не как блюстительницы приличий и нравственных норм.

С другой стороны, центром религиозного поклонения трубадуров и миннезингеров становится Дева Мария: она превращается для них в обычную женщину, «внушающую любовь». Такое изменение, находящееся в причинно-следственной связи с сублимацией женского начала, с его идеализацией и отказом от сексуального удовлетворения, происходит в то время, когда представители церкви с кислыми минами проповедуют отказ от плотских желаний, а вокруг по-прежнему господствуют дикие, жестокие нравы. Деве Марии посвящаются бесчисленные песни, «божественная любовь» служит путеводной звездой добродетельного рыцаря. В середине XII века во французском Лионе к большому неудовольствию церкви трубадуры отмечают праздник Непорочного зачатия Марии. Даже беременность Божьей Матери дает повод для религиозно-рыцарского вожделения. Беременная женщина приравнивается к образу Богоматери, и заметное округление живота считается отныне признаком женской красоты.

Само собой разумеется, что служение придворной любви — это бунт против нарастающего давления церкви, ибо страх перед неконтролируемой сексуальностью, который нагнетают церковники, омрачает средневековое мироощущение. Плещущее через край желание жизни, выраженное как сексуально, так и религиозно, противоречиво лишь на первый взгляд. В радостях, которые приподносит «госпожа жизнь», человека подстерегают демоны, соблазняя сладострастием и беспрепятственным удовлетворением вожделения. Греховной считается не только похотливая сексуальность, но и желание, даже если оно не находит удовлетворения. Некоторые отцы церкви договорились до того, что чрезмерная любовь к собственной жене стала более тяжелым грехом, чем прелюбодеяние. Бесчисленные пособия и руководства к покаянию детально исследуют вопросы сексуальной морали и называют распутством все, что, вопреки порядку, разыгрывается вне супружеского ложа, а иногда и то, что случается на нем.

Ожесточенная борьба против инстинктов наталкивается не в последнюю очередь на сопротивление трубадуров и миннезингеров. Созерцание красоты возлюбленной в рамках «чистой любви» переходит в объединение душ и сердец — а зачастую и в нечто большее. Как бы то ни было, здесь имеет место эротическое искусство, которое очень далеко от аскетических требований церковной морали. Любовные песни со всей откровенностью формулируют чувства, ненавистные церкви, поскольку они ускользают из-под ее контроля. Это касается и тех случаев, когда рыцарь или певец однажды снисходит до «низменной любви». Ведь тогда он находит совсем другие, естественные оттенки, передающие непринужденную чувственность и счастье любовного свидания.

Регион Аквитании играет особую роль в истории любви. В 1122 году, когда Вильгельм достигает среднего возраста, а провансальская аристократия уже сильно воодушевлена его идеями, появляется на свет его знаменитая внучка Алиенора Аквитанская, ставшая одной из самых могущественных женщин Средневековья. Она популяризирует придворную любовь при дворах во Франции и Англии, способствуя превращению литературной игры в образ жизни.