Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг Страница 93

На всех стадиях от помещиков требовалось не больше, чем представление отдельных деталей. Когда кто-то пытался поднять вопросы принципиального значения и выдвинуть программу политических требований, то удостаивался официального выговора, хотя позднее некоторые такие предложения все же были приняты. Вся основная работа велась в столичных кабинетах, подальше от глаз общественности.

Краеугольным камнем реформ была отмена крепостного права, в результате чего, по приблизительным подсчетам, половина крестьян освободились от личной зависимости, а это, при гарантии сохранения земли, расчищало путь для превращения их в мелких землевладельцев и полноправных граждан, имеющих возможность участвовать в политической жизни и в рыночной экономике страны. На практике получилось не совсем так. Условия освобождения в части, касавшейся земли, разочаровали большинство крестьян, породив глубокое чувство обиды. Кроме того, более не будучи крепостными, крестьяне оставались изолированными в рамках так называемых «сельских обществ», как правило, прежних деревенских общин, состоявших только из крестьян; священники, учителя, врачи и прочие проживавшие на селе люди из этих новых учреждений исключались.

Крестьяне оставались прикрепленными к сельским обществам, которые, в частности, хранили их паспорта до полного расчета за выделенную землю, причем срок выкупных платежей предусматривался в 49 лет; в течение этого срока крестьяне не могли ни продать свои наделы, ни использовать их в качестве залога для получения займа. Они были субъектами правовой системы, отличной от той, которая вводилась для остального населения, подлежали юридической власти отдельных волостных судов, и по-прежнему к ним применялись телесные наказания, распространялась круговая порука. По существу, крестьяне подвергались своего рода социальному апартеиду. На волостном уровне для них предусматривались особые собрания и суды.

Даже в административном и юридическом смысле крестьяне не были полностью включены в имперские структуры. Правда, у них появились новые права: они могли участвовать в выборах в уездное земство, а сельские и волостные чины могли служить в жюри присяжных при рассмотрении уголовных дел. Но земства не имели юрисдикции над волостями, которые были высшими крестьянскими представительными институтами. Единственным лицом, осуществлявшим официальные властные полномочия в деревне, был так называемый мировой посредник, обычно назначаемый правительством из местных дворян. Его главная функция состояла в том, чтобы надзирать за заключением договоров по передаче земли крестьянам. В 1874 году эту должность упразднили, и впоследствии между правительством, земствами и крестьянскими обществами координация почти отсутствовала: то, что требовалось в этом отношении, осуществлялось через полицию, как чаще всего и бывало в России, когда все другие институты отсутствовали или доказали свою неэффективность.

Правительство, обеспокоенное недостаточным контролем над большинством населения, в 1889 году учредило пост земского начальника. Обычно эту должность занимали представители дворянства: в их власти было вносить поправки и отменять решения волостных судов и сельских и волостных сходов. Возможно, появление земских начальников улучшило координацию, но определенно не укрепило гражданские права крестьян и не увеличило их участия в политике.

Реформа возбудила потенциально взрывоопасное недовольство крестьян и не привела к их интеграции в политическое сообщество, так как не обеспечила гражданских прав, не закрепила за ними имевшуюся собственность и не создала для них институтов, входящих в административную сеть империи. В некоторых отношениях реформа даже усилила их сегрегацию. Это было тем более опасно, что в условиях социально-экономических перемен крестьянам уже в ближайшее десятилетие предстояло вступить в более тесный контакт с городской культурой и общеимперской экономикой. Крестьяне при этом не чувствовали себя принадлежащими к определенной политической нации и не испытывали особого уважения ни к имперскому праву и учреждениям, ни даже к самой собственности.

Создание земств в 1864 году и городских учреждений в 1870-м впервые дало России требуемую сеть выборных местных законодательных собраний. В земских выборах участвовали землевладельцы, городские жители и крестьяне, причем избирательная система частично основывалась на сословном принципе и частично на имущественном цензе. Сама система отражала неуверенность властей относительно того, останется ли Россия иерархическим обществом, основанным на государственной службе, или же станет более открытым гражданским обществом.

Распределение мест давало преимущество крупным землевладельцам и богатым горожанам, но в то же время крестьяне в силу явного численного преобладания имели большинство во многих районах страны; в уездных земствах пропорция представителей от каждой курии выглядела так: от крестьян — 42 %, от крупных землевладельцев — 38 %, от горожан — 17 %. Муниципалитеты по своему составу были более элитные — жесткий налоговый ценз обеспечивал преимущество богатой части горожан.

Например, в Санкт-Петербурге жители распределялись по трем категориям в следующей пропорции: 1-я — 202 голоса, 2-я — 705 голосов, 3-я — 15 233 голоса; при этом количество депутатов от каждой категории было одинаковым. Примечательно, что земства учреждались лишь в тех регионах, где, как в городах, так и в сельской местности, преобладающую массу населения составляли русские. Правительство не рисковало передавать местные органы самоуправления этническим группам, которые могли бы использовать их для сепаратистских целей.

Земства позволяли другим собственникам, дворянам и, до некоторой степени, крестьянам, участвовать в местных делах, особенно в развитии образования, здравоохранения, путей сообщения и экономики. Дворяне и их бывшие крепостные учились работать вместе, и по крайней мере, в некоторых регионах это удалось. В 1865 году Кошелев докладывал о первых сессиях уездного земства в Рязанской губернии: «… Гласные из крестьян, наши вчерашние крепостные люди, сели между нами так просто и бесцеремонно, как будто век так сидели; они слушали нас с большим вниманием, спрашивали объяснение насчет того, чего не понимали, и соглашались с нами со смыслом…»

Возможно, крестьяне несколько робели, но есть сведения, что, будучи введенными в местные органы, все же вносили в работу определенный вклад.

Еще более важным можно считать то, что впервые в работе местного самоуправления приняло участие так много людей, имеющих профессиональную подготовку. В большей степени это касалось небольших городов и деревень, в меньшей — муниципалитетов. Для примера: в Тверской губернии количество профессионально подготовленных граждан, принявших участие в работе земств, возросло с 17 в 1866 году до 669 в 1881 году, 773 — в 1882 году, 941 — в 1891 и более 2000 — в 1910 году. Около половины наемного персонала местных управлений составляли учителя, а оставшуюся половину — фельдшеры, врачи, ветеринары, статистики, библиотекари, секретари и писаря. Число врачей в уездных земствах увеличивалось из года в год: в 1870 году — 613, в 1880 году — 1069, в 1890 году — 1558, в 1900 году — 2398, в 1910 году — 3082.