Плач к Небесам - Энн Райс Страница 94

Глава 11

Пасхальное пастиччо имело успех. Тонио помогал переделыватьлибретто, приложил руку к подготовке костюмов и на каждой репетиции трудился засценой, пока с ног не валился от усталости.

Театр был полон. Гвидо впервые исполнял свое произведение наподмостках, и Тонио купил ему по этому случаю новый парик и модный парчовыйкамзол цвета бургундского вина.

Гвидо переписал ту песню для него. Теперь это была ариякантабиле, полная утонченной нежности, идеально подходившая для возросшегомастерства Тонио.

И когда Тонио выступил к рампе, ему страстно хотелось, чтобыпрежнее чувство незащищенности превратилось в приятное возбуждение, осознаниеплывущей вокруг красоты, волнующего ожидания в лицах людей и очевидной инадежной силы его собственного голоса.

Перед тем как начать петь, он медленно успокоил дыхание.Чувствуя особую печаль арии, он пел ее как мог проникновенно и был совершенноуверен, что растрогает публику до слез.

Но когда он увидел, что ему это удалось, что люди, сидящиеперед ним, и в самом деле плачут, он был так поражен, что едва не забыл о том,что должен уйти со сцены.

Светловолосая девушка, как он и ожидал, тоже была средизрителей. Он видел, что она как завороженная во все глаза глядит на него.Триумф ошеломил его, особенно трудным для Тонио оказалось вынести чрезмерноевнимание к своей персоне.

Но на самом деле это был вечер Гвидо, его премьера, первоепредставление его оперы перед изощренной неаполитанской публикой, и когда Тониоувидел, как учитель отвешивает поклоны, то забыл обо всем остальном.

* * *

Позже, в доме графини Ламберти, он снова увиделсветловолосую девушку.

Собралось очень много народу. Пост кончился, и людямхотелось танцевать и пить вино. Поскольку представление в консерваторииоказалось столь блестящим, были приглашены все музыканты. Бродя по комнатам сбокалом в руке, Тонио неожиданно наткнулся на свою незнакомку. Она вошла в залпод руку с очень старым темноволосым господином и, встретившись с Тониоглазами, кивнула ему. А потом направилась в сторону танцующих.

Конечно, никто ничего не заметил. Никто не подумал бы, чтопроизошло нечто особенное. Но у Тонио голова пошла кругом. Он постаралсяскрыться с глаз девушки как можно скорее и при этом неожиданно для себянедовольно подумал: «Почему она здесь? Ведь она еще так молода. Наверняка онане замужем, однако почти все итальянки ее возраста упрятаны в женскиемонастыри, и редко кто из них посещает балы».

Его нареченная невеста, Франческа Лизани, была так тщательноукрыта от посторонних глаз, что, узнав о предстоящей свадьбе, он едва мог вспомнить,как выглядит эта девушка. Но какой красавицей оказалась она, когда они наконецвстретились в монастыре! Он вспомнил, как она смотрела на него из-за ограды.«Почему я так удивился? — подумал он теперь. — В конце концов, она жедитя Катрины!»

Но к чему размышлять обо всем этом? Теперь это все было длянего совершенно нереальным. Вернее, в какое-то мгновение это было нереальным, ав следующее стало уже мучительной реальностью. Но что было непреодолимореальным, так это то, что всякую секунду его кто-нибудь останавливал и говорилкомплимент по поводу его выступления.

Незнакомые ему холеные господа, с тростью в одной руке иизящно сложенным кружевным платочком в другой, кланялись ему, говорили, что онбыл восхитителен и что они ждут от него великих свершений. Великих свершений!Дамы улыбались ему, на мгновение опуская свои изысканно расписанные веера, идавали понять, что он может сесть рядом с ними, если захочет.

А Гвидо? Где был в это время Гвидо? Окруженный людьми, онгромко смеялся, а маленькая графиня Ламберти висела у него на руке.

Тонио остановился, не церемонясь отхлебнул большой глотоквина и продолжил свои странствия. Прибыли очередные гости, и в открывшиесявходные двери ворвалась струя свежего воздуха.

Он прислонился плечом к резной раме высокого напольногозеркала и, сам того не желая, подумал о том, что тот день, когда он видел своюбудущую жену, был его последним днем в Венеции. Как много событий произошлотогда! Он лежал с Катриной, пел в соборе Сан-Марко.

И внезапно он ужаснулся: сколько же времени он уже вНеаполе? Почти год!

Увидев, что Гвидо подзывает его, Тонио направился к учителю.

— Видишь вон того коротышку? — шепнул емуГвидо. — Это русский, князь Шержинский. Он талантливый музыкант-любитель,и я написал для него сонату. Позже он может сыграть ее.

— Что ж, отлично, — тоже шепотом откликнулсяТонио. — Но почему ты сам ее не сыграешь?

— Нет, — покачал головой Гвидо. — Слишкомрано. Ведь они только что обнаружили, что я способен на большее, чем...

Он проглотил последние слова, и Тонио, улыбнувшись, тайкомпожал его руку.

Среди вновь прибывших было много консерваторских музыкантов.Стоило Гвидо отойти, и к Тонио тут же подбежал Пьеро, светловолосый кастратродом из Милана.

— Сегодня ты пел просто волшебно, — сказалон. — Мы всякий раз учимся у тебя.

Поодаль Тонио заметил Бенедетто, нового ученика маэстроКавалла, который получил роль, изначально написанную для самого Тонио.Бенедетто прошел мимо них, не удостоив и взглядом.

— Это был его вечер, — сказал Тонио смиреннымтоном. — И Гвидо, конечно.

Он помогал Бенедетто одеваться, сам надел ему на головупарик. Как презрительно этот человек вел себя со всеми, кто окружал его! И наТонио обратил не больше внимания, чем на какого-нибудь лакея. У него былидлинные ногти совершенной овальной формы, каждый с бледным полумесяцем уоснования. Оставаясь наедине с собой, наверняка он их полировал; когда он вышелна сцену, они сверкали, словно покрытые лаком. И все же было в этом человекечто-то грубое и жалкое. Белые кружева и стразы в действительности малопреобразили его; однако он носил их без тени смущения. «Что бы онподумал, — спрашивал себя Тонио, — если бы узнал, что я отдал роль,лишь бы не надевать эту одежду?»

— Он был вполне собой доволен, впрочем, как ивсегда, — сказал Пьеро, холодно, оценивающе посмотрев на Бенедетто.

Он повел Тонио в бильярдную комнату.

— Я хочу поговорить с тобой.

Оттуда были видны весь бальный зал и длинный ряд пар,танцующих менуэт, хотя музыка доносилась слабо и искаженно. Временами, когдаразговор становился громче, казалось, что великолепно одетые мужчины и женщинытанцуют вообще без музыки.