Дева и цыган - Дэвид Герберт Лоуренс Страница 13

— К тебе?! Это ты все об обручении? Со мной?! Ни за что! С чего ты взял! Мне и в голову такое не приходило. И во сне такая нелепица не приснится!

Теперь она говорила, как всегда, прямо и искренне, но нимало не щадя чувств собеседника.

— А что тебе мешает? — спросил слегка уязвленный Лео. — Я думал, наши чувства взаимны.

— Ты снова об этом? — изумленно пролепетала она с беззлобной, по-девически беспечной искренностью. Одних искренность эта чаровала, других — отвращала.

Столь велико было изумление Иветты, что ее раздосадованному собеседнику оставалось лишь стоять рядом да помалкивать.

Заиграла музыка, Лео взглянул на Иветту.

— Больше танцевать я не хочу. — Она поднялась, надменно оглядела зал — Лео будто и не было рядом. Во взгляде ее еще сквозило недоумение и некая оторопь. Нежная неяркая краса ее и впрямь была под стать белоснежному цветку, столь трепетно взлелеянному отцовской памятью.

— А ты иди, танцуй, — по-детски снисходительно разрешила она. — Пригласи кого-нибудь на этот танец.

Он поднялся и, негодуя, пошел прочь.

А впечатлительная Иветта еще долго изумлялась предложению Лео. Невероятно! Помолвиться с ним! Да она скорее помолвится со своим черным лохматым Пиратом! Да и мыслимо ли вообще с кем-нибудь обручаться? Смехотворнее ничего не придумать.

И лишь сейчас, где-то стороной, промелькнула мысль: но ведь есть же цыган! И тут же Иветта возмущенно отогнала ее. Еще чего не хватало! С ним — ни за что на свете!

Но почему же? — задалась она вопросом, и вновь подкралось замешательство. Почему же? Ни о какой помолвке и речи быть не может. Но почему?

Загадка не из простых. Она оглядела танцующих юношей: оттопыренные локти, толстые ляжки, затянутые талии. Нет, среди них разгадки она не найдет. Конечно, ей претили толстые ляжки и женственно подобранные талии — за ладно сшитыми смокингами и фраками она не видела мужчин.

Что-то во мне есть такое, досадуя на самое себя, ре­шила она, чего мужчины не понимают и вовек не пой­мут. Однако на душе полегчало — и хорошо, что не пой­мут! Так куда проще жить.

Иветта была из тех людей, для кого важнее всего зри­мый образ, вот и сейчас увиделась ей темно-зеленая фу­файка навыпуск, стройные, проворные ноги, не ведаю­щие, как и глаза, покоя, красивые бедра. Не сравнить с толстыми, точно плотно набитые колбасы, ляжками се­годняшних танцоров. Под стать им и Лео. А ведь вооб­ражает, что прекрасно танцует! Гордится своей фигурой!

Иветте представилось лицо цыгана, прямой нос, по­движные тонкие губы, спокойные выразительные чер­ные глаза. Казалось, они целили в неведомую, но очень важную точку и били без промаха.

Она негодующе выпрямилась. Да как смел он так смотреть! Ее гневный взор пришелся на кукольно-щеголеватых танцоров. До чего же противные! И как цыган­ки из пестрого гомонливого табора ненавидят иноплемен­ных мужчин, ненавидят их покорную, точно у смирных домашних псов, походку, так и Иветта возненавидела эту толпу. Кто из них способен одним лишь взглядом под­чинить ее, внушить, что он сильнее?

Нет, домашний пес ей не пара!

Дрогнули тонкие ноздри, упали мягкие каштановые волосы на задумчивое лицо, так похожее на белоснеж­ный цветок. Во всем угадывалось ее девство. И все-таки в этой невысокой юной деве проглядывала поистине колдовская сила, она-то и отпугивала смирных домаш­них псов. Не успеешь и глазом моргнуть, как Иветта пре­вращалась в сущую ведьму.

Потому она и одна, хотя вокруг крутилось немало молодых людей. И чем их больше — тем тоскливее.

Среди смирных псов Лео выделялся разве что породой.

После танца он расхрабрился и как ни в чем не бывало подошел к Иветте, присел рядом.

— Ну как, ты все обдумала?

Самодовольный, решительный, раскормленный парень. Иветта заметила, как, садясь, он поддернул брюки, и неожиданно для самой себя разозлилась. Ноги у него самые заурядные. А сел он по-хозяйски, уверенно.

— Обдумала что? — рассеянно спросила она.

— Сама знаешь, — хмыкнул он. — Согласна, что ли?

— На что согласна? — невинно спросила она, ничуть не притворяясь — мысль о помолвке уже затерялась в памяти.

— Ну что ты в самом деле! — Лео снова поддернул брюки. — Со мной обручиться, вот на что. — Говорил он почти так же небрежно, как и сама Иветта.

— Да об этом и речи быть не может, — спокойно и любезно, словно о пустяке, сказала она. — Я уж и думать забыла. Стоит ли всякие глупости вспоминать? И речь заводить?

— Ах вот что? — Лео усмехнулся ее холодному и отчужденному ответу. — А о чем же тогда можно речь заводить? Или ты хочешь умереть старой девой?

— А мне все равно, — беспечно отмахнулась она.

— Зато мне не все равно, — ответил он.

Иветта обернулась и с удивлением воззрилась на него.

— Тебе-то что? Не все ли равно, останусь ли я старой девой или нет?

— Далеко не все равно. — Лео дерзко, с особым смыслом улыбнулся ей — не мытьем, так катаньем он заставит ее понять, о чем думает.

Однако дерзкая улыбка не достигла самого сокровенного уголка ее души и, словно неточно пущенный теннисный мяч, лишь скользнула поверху и тут же рикошетом больно ударила по нему.

— Дурацкая это затея — помолвка, — по-девчоночьи зло бросила Иветта. — Да и ты уж, наверное, обручен с… — Она вовремя спохватилась: — С дюжиной других девушек. И вообще, с чего ты взял, что мне это приятно? Если кто узнает… Ох, если кто узнает! Я об этом и словом не обмолвлюсь, думаю, и у тебя хватит ума помалкивать… А вот и Элла! — И, отвернувшись от Лео, она грациозно — ни дать ни взять нежный цветок на высоком стебле — прошествовала к поникшей Элле Фрамли.

Лео хлопнул белыми перчатками по колену.

— Ишь, кошка злючая!

Но большим псам даже нравится, когда на них шипят кошечки. И Лео стал пуще прежнего выделять Иветту.

Всю следующую неделю лил дождь. Иветта беспричинно злобилась. Ей нестерпимо хотелось солнца, особенно когда неделя подошла к концу. А почему — этим вопросом она не задавалась.

В четверг — вот радость-то! — подморозило, кругом все заиндевело. Приехал на машине со своей компанией Лео. Но Иветта нелюбезно и непонятно почему отказалась ехать на прогулку.

— Спасибо, не хочется, — только и сказала она, упиваясь своим упрямством. На прогулку к Черным скалам, мимо покрытых изморозью крутобоких холмов она отправилась в одиночку.

И следующий день выдался солнечным и морозным. Близилась весна, но здесь, в северном краю, февральское солнце еще не пригревало стылую землю. Иветта сказала дома, что едет кататься на велосипеде и возьмет с собой поесть, так что вернется, возможно, лишь к вечеру.