Земля - Валера Дрифтвуд Страница 26

Из Дальней комнаты пока не слышно никакого звука, который означал бы, что Сэм уже не спит. Рина переодевается и выходит на кухню.

Одеяльное гнездо пусто. Царь-койка застелена, клетчатый плед чуть сполз – одним углом почти касается пола. Вчерашняя посуда, чисто умытая, сохнет на полотенце. Большой чайник ещё тёплый, а на древесном спиле посреди стола стоит голубой заварник.

С нежилой половины дома доносится тонкий клёкот-смех, и, кажется, пение – тихое и гортанное. Рина идёт посмотреть.

Дверь в покои мисс Толстобрюшки раскрыта настежь. Ййр успел принести и нагреть воды – стирает; маленькая страфиль устроилась на скамейке между двумя тазами с мокрым бельём, подальше от печки.

–Доброе утро,– здоровается Ййр, подняв на Рину бледные глаза.

–Доброе утро,– отзывается Рина.

–Доброе утро,– произносит страфиль человеческими словами, в момент лишив Рину дара речи, а затем, видимо, для закрепления эффекта, выговаривает, стараясь: – Сего-одня, не стану, тебя, у-би-вать.

–Вторит влёт, память – смоляная,– Ййр отжимает от мыльной воды какую-то мелкую вещицу, откладывает её в таз.– Цепкий умок. Небось в три дня по-вашему забалакает. Не то что я, почти год пык-мык, с пятого на десятое… хотя ваши людские наречия с орчьим правским сродные, не то что страфилья воркотня.

Рина даже забывает смутиться, что орк тут, кажется, успел простирнуть в том числе и её, хм-м, очень личные вещички – при Ййре отчего-то вообще не тянет Рину на церемонии. Серое же чудо в перьях, поёрзав, что-то мяукает. Очень похоже на то, как мяукали, раскачиваясь на ветвях, молодые страфили-парни, выпрашивая песенку…

Хмыкнув, Ййр катает меж мокрых ладоней брусок мыла, откладывает его – и выдувает прямо из рук большущий радужный пузырь. Савря смеётся удивлённо и радостно, следит, как пузырь плывёт по воздуху. Видно, именно это она и просила.

* * *

–Кнабер! Слышу – не спишь уже.

Голос подсобщика раздаётся из-за двери, которая ведёт в коридор.

Накануне Сэму было как-то не до того, чтобы запереться, и вспомнить об этом упущении выпало вот таким досадным способом.

Если лежать очень тихо, не шевелясь, тогда ещё куда ни шло, только вот ноги…

–Вхожу?

Надо твёрдо и чётко сказать «нет», встать и привести себя в порядок. Беда в том, что уже от одной мысли насчёт «встать» хочется крепко зажмуриться и пролежать ещё веков десять, для пробы. Глупо, конечно, тем более что подняться всё-таки совершенно необходимо, и желательно в самое ближайшее время…

Дверь открывается.

–Живёхонек, человек. Давай-ка, пока наматрасник сухой. И пока жратва не простыла. Ришка там хлопочет, чёрную жижу тебе варит, не иначе из ягоды борзяники.

Сэм было начинает говорить, что вот-вот собирался уже вставать, но орчара, даже не дослушав, поднимает его в три приёма – быстро, плавно, неодолимо.

Раз – тянет под локти, принуждая сесть, два – содранные ноги уже касаются лежащей на полу циновки, туда же наполовину уезжает одеяло, три – подныривает Сэму под руку костлявым плечом, вроде бы несильно приобнимает за бок – и оп!– человек уже стоит, растерянный и сердитый от такого бесцеремонного обращения.

–Вот и красава.– Придерживает несколько секунд под бока, убеждаясь, что бугайчик сам собой не вздумает повалиться, и наконец выпускает.

Ожидаемой боли и каких-то особенных мучений Сэм почти не замечает. Наперёд оно казалось куда страшнее. Сейчас Сэму не до пристальных размышлений, но как же так вышло, что нелюдь, одного с ним роста и при этом гораздо тощей, суше – а кажется-то намного больше Сэма, даже если смотреть вблизи?

Особенно вблизи.

Непростительно рядом.

–Дыбки справился – шагай,– подсказывает нелюдь, посторонясь.

* * *

Жизнь действительно становится лучше после посещения здешнего, хм, туалета и умывания, а милая Рина ухитрилась даже сварить пристойный кофе. Страфилёныш, которого орк окрестил Саврей, охотно демонстрирует попугайские навыки – повторяет что ни попадя: слова и обрывки фраз, скрип кресла, звяканье ложечки в кружке – орк размешивает сахар в своём чае. Страфилёныш, конечно, приводит Рину в какой-то оторопелый восторг. Подсобщик говорит, это девочка. Лучше не думать, каким образом он это выяснил.

Наверное, им попалась особь в самом неприглядном страфильем возрасте. Даже у вчерашнего древнего тридцатилетнего старика была своя искра, интересный и явственный след прежнего великолепия – вонь, к счастью, не передаётся через фото, и уже поэтому можно смело сказать, что портрет выйдет гораздо лучше оригинала. А эта Савря – просто какое-то носатое чучело, ощипанная растрёпка с совершенно невнятным цветом глаз.

–Стол,– говорит носатое чучело.– Стул.

Звякает так, что не глядя легко и обмануться, и весело тарахтит:

–Кружка-ложка-сахар-чаййй, сладко, сладко!

Подсобщик, улыбаясь во всю пасть, даёт ей отпить из своей кружки.

Глотнув и почмокав губами, Савря оборачивается к плите, склоняет голову и произносит медленно, понизив голос, будто бы с уважением и опаской:

–Печка. Печка.

Широкий рот чуть приоткрыт, длинные графитовые ресницы, поворот головы, приподнятые пернатые плечи.

Чёрт, возможно, фотографу не следует так уж торопиться с выводами. Страфили ведь ужасно быстро растут. А если серия снимков, как вот это вот превращается в нечто безобразно прекрасное?..

Это уже не то что искра. Это целый пожарище.

Сполох идеи, надежда, риск напрасности ожидания, жажда удачи и единственное желание, истинное и высшее – есть от чего голове пойти кругом!

Сэм почти счастлив в эту минуту.

Он бы тотчас побежал за фотоаппаратом, но всё-таки перетруженные мышцы и вчерашние повреждения дают о себе знать.

И потом, может, всё-таки разумнее немного выждать, когда у маленькой страфили подживёт эта дурацкая царапина возле глаза?

* * *

Орк велел сегодня отдыхать. Возмутительна, конечно, сама ситуация: подсобщик – велел. Но это хотя бы совпадает с собственным мнением Сэма, уж по крайней мере бегать и таскать тяжести он нынче не способен.

После завтрака Рина вручает ему заживляющую мазь, щебечет о том, как это необходимо – написать о старике Восходящем Ветре, и конечно об Эри тоже, только нужно поточнее выяснить у Ййра, кем она Восходящему Ветру приходится и что означает её имя; и о Савре обязательно написать, ведь она же настоящее чудо.

–Чудо, это точно,– горячо соглашается Сэм.

Рина взглядывает на него смешно, будто ищет подвох. Сэм улыбается:

–Похоже, для нас всех это большая удача, что вчера она попыталась оторвать мне голову. Мы же её вроде как спасли, ты о ней что-нибудь напишешь, а я тут присмотрелся и решил, что есть в замухрышке нечто, достойное плёнки.