Оборотень. Новая жизнь - Марк Даниэль Лахлан Страница 32

– Это что-то новенькое, – наконец сказал Балби, кивая в сторону скорой помощи.

– Да, – согласился Кроу. – Каннибализм обычно ограничивается поеданием других, и это вполне понятно. Это единичный случай, инспектор, исключение.

В Англии еще не настала эпоха объяснений, откровений, исповедей и излияния души. Балби был до кончиков волос шокирован увиденным и поэтому сделал то, что подсказывало ему воспитание, – перевел разговор на другую тему.

– Думаю, вчера был последний солнечный день в этом году.

– Да, похоже, непогода уже на подходе, – подхватил Кроу.

– Весьма вероятно.

Кроу (который был выше каких бы то ни было потрясений, потому что сам являлся живым потрясением) пребывал в растерянности, не зная, что делать. Оборотень всегда должен в первую очередь думать о себе. Это объяснялось не эгоцентризмом, а чисто практическими соображениями. Существует очень мало ситуаций, которые можно исправить, прокусив кому-нибудь горло, однако, насколько понимал Кроу, они все же имеют место быть.

Здесь, под кедрами, на ветерке, по-прежнему доносившем до него запах крови из этой ужасной больничной камеры, Кроу еще сильнее почувствовал приближение перемен. Это было как ощущение взгляда, направленного ему в затылок. Профессор понятия не имел, сколько времени это может занять, и такая непредсказуемость приводила его в ужас. Всегда ли его проклятие срабатывает одинаково? Всегда ли перерождение длится долго? Не получится ли так, что он вдруг упадет с дивана, а поднимется с пола уже волком, алчущим крови? Кроу как-то видел такое в трейлере к фильму Лона Чейни, и тогда это немало его напугало.

В первый раз, с этим мясом в руках, от начала до конца процесса прошло несколько недель. Или же он ошибается? Нет, вроде бы все так. Призрак… Пробуждение на корабле с трупами… Кроу содрогнулся. Нужно сделать кое-какие приготовления, уйти, но только вот куда?

Австралия с ее бесконечными милями пустующих земель… «Звучит многообещающе», – подумал Кроу. Или Америка, где он был в прошлый раз. Но возможностей в Америке – теперь это США – становилось все меньше. Там еще были места, куда можно было бы отправиться, но где гарантия того, что там ему не попадется случайный автомобилист или какой-нибудь поселенец? Впрочем, идет война, и путешествовать сейчас сложнее. Плаванье – что на восток, что на запад – сопряжено с большими опасностями из-за вражеских подводных лодок. Однако Кроу боялся не торпед, а задержки. Страшно представить, что будет, если голод начнет терзать его в открытом море. Нет, последствия этого представить себе невозможно.

Но сначала Кроу все-таки хотел поговорить с Ариндоном. Форад. Монстр. Это странное заявление было связью с тем, кем он был в прошлом, и с его женой – хоть и очень призрачной связью.

Между мужчинами вновь повисло молчание. Складывалось впечатление, будто они умышленно испытывают на прочность установившееся спокойствие, хотят посмотреть, не нарушит ли его напряженная тема, которую им нужно было обсудить.

Балби первым заговорил о происшедшем:

– Что вы об этом думаете?

– О чем?

– Об этом! – воскликнул инспектор. – Обо всей этой грязной истории.

Кроу поковырял землю носком туфли. «Я должен поскорее уйти», – подумал он. Уйти, как только это можно будет сделать, не вызывая лишних пересудов. И лучший способ осуществить этот план – доказать свою бесполезность здесь.

– Что-то сильно подействовало на сознание Ариндона, – сказал профессор. – Это очевидно.

Балби бросил на него выразительный взгляд, давая понять, что ожидает комментария, выходящего за рамки очевидного.

– Почему Ариндон сделал это сразу же после нашего приезда? Если он заранее хотел выкинуть такой фокус, то на это у него было целое утро без смирительной рубашки.

Кроу покачал головой:

– Лично мне трудно представить, чтобы кто-то хотел сделать с собой такое.

– А что, если эти отметины были нанесены не для защиты, профессор? Ведь вы говорили, что существуют и другие варианты.

Кроу пожал плечами:

– А что представляется вам наиболее вероятным?

– Вы антрополог, – начал Балби. Было заметно, что он тренировался, чтобы произнести это сложное слово правильно. – Этими отметинами разукрашено несколько трупов и один псих; исключение составляет только Хэмстри, у которого вообще не осталось плоти. Мы уже пришли к выводу, что жертвы не наносили себе порезы сами; следовательно, это сделал кто-то другой.

Инспектор глубоко вдохнул и мысленно напомнил себе: «Не забегать вперед со своими умозаключениями».

– Таким образом, – продолжал он, – действительно ли эти отметины сделаны человеком – или людьми, – совершившими эти убийства? Пока что мы не можем это утверждать. Если это так, то зачем преступникам было щадить тех, кого они собираются убить? Кем бы ни был тот, кто наносил эти отметины, вопрос в том, он ли потом убивал всех этих людей?

Кроу кивнул. Этот инспектор рассуждал гораздо логичнее, чем многие светила науки, с которыми он был знаком.

– Неоспоримых подтверждений нет ни у первой версии, ни у второй, – подытожил Балби.

– Их действительно нет, и мы с вами блуждаем в области предположений и домыслов.

Инспектор выдохнул сигаретный дым, и его тут же подхватил ветерок.

– Причем находимся в самом начале пути.

Кроу кивнул. Настронд. Форад. Он уже очень давно не слышал, чтобы эти слова произносили вслух. Настронд: берег мертвецов. Форад: монстр.

– Сначала скажите мне, в чем вы уверены, а потом добавьте свои догадки, – предложил Балби.

Кроу поднял глаза на кедры, как будто искал там вдохновение.

– Мы точно знаем, что имеем дело с ритуальной практикой, которая может инспирировать помешательство в самых экстремальных формах, а также знаем, что во время этих практик наносят на тело отметины, имеющие какое-то отношение к дýхам. Отметины эти больше всего напоминают те, что были обнаружены у охотников-собирателей из африканских племен; африканцы использовали их для идентификации человека – в противовес зверю. Они не похожи на метки на объекте жертвоприношения, которые я когда-либо видел. На этом, боюсь, область достоверного заканчивается. Помимо этого я бы сказал, что Ариндон почти наверняка очень хотел удалить эти отметины со своего лица. По-видимому, он считает, что они способны каким-то образом сообщить некую важную информацию, которая может быть использована его врагами.

– Его враги – полицейские, а метки эти мне ни о чем не говорят.

– Возможно, Ариндон боится пострадать от этих отметок, причем сильнее, чем от ран, которые он нанес себе сам. Этим можно объяснить то, что он так хочет от них избавиться. Таким образом, мы возвращаемся к гипотезе о жертвоприношении. Хотя я уверен, что это здесь ни при чем.