Дэмономания - Джон Краули Страница 46

Старина Барр.

Вселенная, в которой мы живем, говаривал он, создана из пространства и материи, но так было не всегда, когда-то она была сделана не из материи, а из времени. Координаты нашей вселенной — это места, координаты прежнего универсума — моменты времени: солнцестояние и равноденствие, переходы Солнца из одного знака в другой, Луны — из одного дома в другой. И хотя мир, состоящий из пространства и материи, не может просто так закончиться, сменившись другим, мир из времени — может вполне. Космическая катастрофа может мгновенно изменить мелодию танца, а герой может снова поправить мир. Тихо и незаметно повторяются циклы, что поддерживают облик вселенной; мир исчезает беззвучно, и возникает новый. И нет мудрее того, кто сведущ.

— Мы приходим через созвездие Рака, — сказал Пирс и неуверенно поводил пальцем. — По-моему, сейчас его не видно. Считается, что наши души приходят в мир через дверь, открытую в Раке.

— И откуда же? — спросил Споффорд.

— Ну, не знаю. Просто свежеизготовленные Богом. Из рая, наверное. По ту сторону звезд.

— Ладно.

— Душа проходит сквозь нижние небеса, то есть Солнечную систему, направляясь к материнской утробе на Земле. На пути вниз, или внутрь, она проходит через сферы, одну за другой.

— Сферы?

— Конечно, планетные сферы. То есть гигантские хрустальные сферы, вставленные одна в другую, а в самом центре Земля — представьте себе, что это так.

— А что, не так? — спросила Вэл и заржала.

— Проходя через каждую из сфер, душа обретает дар или одеяние, некую материальную оболочку, покрытие, и чем ниже душа спускается, тем оно толще. Эти оболочки, или дары, — свойства тех сфер, через которые мы проходим. Это характеры различных планет, и они делают нас тем, что мы есть и какие мы есть.

— Ты все выдумьшаешь? — спросила Роузи, продолжая наполнять шляпу.

— Нет. Ни слова. — Он сложил руки за спиной. — Не выдумываю. Что не значит, будто это правда.

Роузи, оторвавшись от своего занятия, фыркнула в ответ. Споффорд взял у нее полную шляпу и вдохнул осенний аромат.

— И что все это значит?

— Просто объяснение, почему мы такие, какие есть, а не другие.

Теперь Роузи тоже с интересом смотрела вверх.

— Это значит, — продолжал Пирс, — что наша душа, когда попадает сюда и становится частью нашего тельца, которое как раз формируется, — только не спрашивайте меня, как это получается, — так вот, душа приходит уже одетой в особое тело, которое некоторым образом соткано из звездных или планетарных воздействий…

— Астральное тело, — догадалась Вэл.

— Да, — сказал Пирс. — Кажется, так. Да, точно.

— Ну еще бы, — произнесла Вэл небрежно, но с оттенком торжества: очко в мою пользу.

— Поэтому каждый дух, или астральное тело, не похож на другие: он зависит от того, как расположены планеты по отношению к звездам, в каких домах, когда мы через них проходим.

Споффорд созерцал Сатурн, мысленно следуя за душой новорожденного. Кроха, брошенная, как пращой, гравитацией огромной планеты и, конечно, напуганная ее офигительной громадой в окружении хладных колец. Наверное, накопила, пролетая мимо, головокружительных снов на целую жизнь. Он почувствовал мимолетную жалость. Да только неправда это все. Если он в чем и уверен, так это в том, что его душа создана была здесь, среди этих холмов, и не существовала до соития в ту давнюю ночь одной парочки, ныне состарившейся и уехавшей во Флориду; и путь до завершения предстоит еще долгий. Он взял Роузи за руку.

— Все равно классно, — сказала Вэл, запрокинув голову и разинув рот. — Правда.

Они все засмотрелись на небесную реку, по которой неслись звери и птицы, оружие, мебель и люди. Никто, ни один из них, не помнил, как плыл по ней в челне своей души.

Туда, в глубь сфер, сквозь открытую в Раке дверь: как говорят, именно знак Рака нарисован на парусах. Вплывая во внешнюю сферу, сгущаясь и становясь реальней, минуя Сатурн и получая его дары или принимая его удары: так закладываются глубинные основы сатурнианской натуры; повзрослев после этой встречи, душа с любопытством летит дальше, на полных парусах. Несколько эонов спустя ее притягивает огромный Юпитер, у которого Роузи обрела свою щедрость и здравый смысл (Вэл указала, что Юпитер у нее в первом доме, Доме Жизни), а значит — еще одну оболочку; и после невесть какого долгого времени через затворы и шлюзы душа нисходит в сферу ржаво-рыжего Марса. И лучше бы нашей душе здесь не мешкать, теряя былую летучесть и свободу и забывая, верно, зачем она отправилась в путь, и нет ей подмоги здесь, где, как воинские трофеи, свалены Марсовы атрибуты: меч, щит, шлем.

О, эта черная, усеянная звездами пустыня, что безмолвно пролегла от тех краев, где родилась душа, к тому местечку, куда она направляется, точно дитя, слишком малое для школы и летнего лагеря; там может быть весело, а может, и невесело совсем. Но теперь хотя бы Солнце поближе — или это мы на пути своем приближаемся к благословенному теплу? Мы алчно впитываем его, елико возможно (но что, если в тот миг, когда мы проносимся мимо, Солнце тускло и далеко? Если оно отвернуло лик, пребывает в дурном доме, в зимнюю пору? Тогда не будет ли душа тосковать по теплу, жаждать тепла или вечно его страшиться?). Затем Венера — мы следуем этой схеме, но есть и другие, — затем Венера, и, если повезет, она окажется благосклонна; может быть, далеко внизу, на Земле, где Солнце едва отправилось на отдых (так кажется землерожденным), люди как раз смотрят на нее, а она одаряет всех улыбкою безмятежной и волнующей разом — оделяет всех, и нас тоже, пока мы пролетаем мимо, — с тем, чтобы мы сохранили ее. Вслед за ней — Меркурий со своим кадуцеем, будь начеку, у него улыбка хитреца и заговорщика, о чем он знает? А он прижал палец к губам, тс-с, никому ни слова. Все.

Он — последний.

Осталось миновать только влажную Луну, пузырь, полный воды: все скорби и родовые муки собраны здесь; странно, что, ступив на нее, люди нашли одну лишь сухую пыль, — но, впрочем, души их были отягощены телами и заключены в лунные скафандры, а значит, возвращение сильно разнилось с прибытием; куда бы мы ни возвращались во плоти и при жизни, не узнаём ли, что сокровища исчезли, а сундуки пусты?

Там, в сфере Луны, душа наша замирает на время, сдерживая слезы; дивится зелено-голубой Земле и ее оболочкам из воздуха, огня и воды. Душа уж не помнит, отчего не хочет следовать дальше; обремененная уродливой ношей, но притерпевшаяся к ней, она полна беспокойством и томится по дому, однако решает, что это не более чем дрожь предвкушения, когда уже виден конец долгого пути; думает она и о теплой утробе и ее водах. Ну так давайте скорее покончим с этим.

И не может ли потом, много времени спустя, случиться так, что, став взрослым и забыв обо всем — как забыли те, кто смотрел в небо во дворе Дальней Заимки, хотя их души именно так и обрели нынешний облик, — ты встретишь ту, что проделала тот же путь, хотя и в иное время, сквозь схожие, но все же иные небеса? Ту, чья растущая душа была создана из всего, что ты упустил, в чем нуждался, но так и не обрел, чего не можешь понять и назвать, но узнаёшь при встрече и чувствуешь, что близок наконец к совершенной полноте, и знаешь, знаешь наверняка, что, чем дольше ты рядом с этой душой, дополняющей твою душу, тем ближе к исцелению?