Шесть масок Владимира Путина - Клиффорд Гэдди Страница 46

Наиболее вероятным ответом на вопрос «какую же из этих миссий выполнял Путин в Дрездене?» будет – «все вышеперечисленные». КГБ занимался хищением технологических секретов, где только можно. Если какие-то и были добыты в Дрездене в то время, то, будьте уверены, Путин и его коллеги принимали в этом участие. Что же до обнаружения, компрометации и вербовки иностранцев и людей, имеющих родственников за границей, то это были рутинные обязательные задачи для любого в КГБ. Вне зависимости от того, что господин Путин конкретно делал в Дрездене, в одном можно быть уверенным – этот город не был «стоячим прудом» восточногерманской политики. И Путин, пребывая в Дрездене, находился хоть и далеко от основной политической арены конца 80-х в СССР, но совсем не в стороне от политики вообще. ГДР была на грани «схлопывания», и Дрезден оказался одним из центров оппозиции Хонеккеру и его ретроградам, а лидер коммунистов этого города Ханс Модроу находился в центре этой оппозиции.

Учитывая брожение в СССР, коллеги Путина по КГБ вряд ли уделяли много внимания происходящему в Восточной Германии. Но если Путин испытывал хоть какой-то интерес к политическим процессам в ГДР, для их изучения не было бы лучшего места, чем Дрезден в период с 1985 по 1989 год. Там он был достаточно близко к основным событиям, чтобы лично наблюдать действия гэдээровской оппозиции, точно так же, как Андропов наблюдал действия венгерской, хотя последний делал это в куда более комфортных условиях советского посольства [279]. Путин находился достаточно низко на служебной лестнице, чтобы частью его работы было наблюдение и попытка понять мотивы оппозиционеров, их сильные и слабые стороны [280].

Базируясь на предположении о том, что Путин умеет извлекать уроки как из собственного опыта, так и из истории в целом, можно сказать, что Дрезден, после того как школой жизни для него поработали «университеты песчаных карьеров», стал его первой лабораторией для политических опытов. Вторым этапом оказался офис санкт-петербургского мэра в начале 90-х. И действительно, в книге «От первого лица», отвечая на вопрос, какое влияние на него оказала командировка в Дрезден, Путин сказал: «Разведка всегда была самой фрондирующей структурой в КГБ. Влияло и то, что сотрудники годами жили за границей. Три года в капстране или четыре-пять в так называемом соцлагере, потом девять месяцев переподготовки в Москве, и опять за границу. У меня, например, есть друзья, один 20 лет отработал в Германии, другой – 25. Когда приезжаешь на девять месяцев между двумя поездками, не успеваешь въехать в эту нашу жизнь. А когда уже возвращались из-за границы, начинали с трудом вживаться в действительность, видели, что у нас делалось… А мы-то, молодые, общались со старшими товарищами. Я говорю сейчас не о стариках, помнивших еще сталинские времена, а о людях с опытом работы, скажем так. Это уже было совсем другое поколение, с другими взглядами, оценками, настроениями.

Ведь это говорили люди, которых мы уважали, авторитеты в хорошем смысле слова. И вдруг их мнение шло вразрез с общепринятыми, устоявшимися шаблонами.

В разведке тогда позволяли себе мыслить иначе, говорить такое, что мало кто мог себе позволить» [281].

В ГДР Путин получил возможность увидеть классическое напряжение, возникающее при попытке реформировать сложную систему без потери контроля над ней. Дома ситуация складывалась схожим образом. Однако в Германии он оказался гораздо ближе к разворачивающимся событиям, чем мог в СССР того времени. В разговоре с авторами «От первого лица» он соглашается, что Дрезден, как и Ленинград, был «провинцией», но также хвастается: «…в этих провинциях у меня всегда все было успешно» [282].

В Дрездене Путин в некотором роде был большой (или большей) рыбой в маленьком пруду – во всяком случае, более крупной, чем был бы в Берлине или дома, в штаб-квартире КГБ. Возможно, размышляя о происходящем вокруг него и разговаривая с другими, более опытными наблюдателями, Владимир Путин получил гораздо больше информации о падении тоталитарной системы, чем многие в Москве. Причем сведения он получал самые разные. В книге «От первого лица» господин Путин признал: «ГДР стала для меня в некотором смысле открытием. Мне-то казалось, что я еду в восточноевропейскую страну, в центр Европы. На дворе был уже конец 80-х годов. И вдруг, общаясь с сотрудниками МГБ, я понял, что и они сами, и ГДР находились в состоянии, которое пережил уже много лет назад Советский Союз. Это была жестко тоталитарная страна по нашему образу и подобию, но 30-летней давности. Причем трагедия в том, что многие люди искренне верили во все эти коммунистические идеалы. Я думал тогда: если у нас начнутся какие-то перемены, как они отразятся на судьбах этих людей?» [283]

В то же время с расстояния Путин понял, что проводимые Михаилом Горбачевым в СССР перемены также не сработали. В принципе, Путин был за перестройку. Андропов, перед тем как стать главой Советского государства, помог продвижению Горбачева в Политбюро. Сама перестройка должна была стать продолжением идей Андропова о реформировании общества. Но дела пошли не так, как планировали и хотели Андропов и его последователи. Горбачев не смог контролировать выпущенные им на свободу силы, как в своей стране, так и в странах советского блока, таких как ГДР. Если снять идеологические шоры, то все становится предельно ясно. Советская система не работает. Как печально заметил Путин после нападения толпы на здание, где находилось его рабочее место в Дрездене, и молчания Москвы, с которой он пытался тогда связаться: «Стало ясно, что Союз болен. И это смертельная, неизлечимая болезнь под названием паралич. Паралич власти» [284].