Земля теней - Генри Райдер Хаггард Страница 10

– Тогда, возможно, мне стоило бы остаться там, где я был, отец! – заметил Генри.

– Нет-нет, хорошо, что ты приехал – по многим причинам, которые ты вскоре поймешь. Ты, верно, ждешь мать и Эллен? Они отправились в церковь, отнести венок на могилу твоего бедного брата. Поезда обычно запаздывают, и мы не ожидали тебя так скоро. Ах, Генри, это был такой ужасный удар! Я совершенно сломлен и вряд ли смогу оправиться от него. Да вот и они!

При этих словах сэра Реджинальда в холл вошли леди Грейвз и ее дочь. Они довольно тепло приветствовали Генри.

Матери было около шестидесяти. Она все еще была красива, однако молчалива и сдержанна, как и сам Генри. Беды, обрушившиеся на нее, отразились на усталом лице. В остальном же леди Грейвз была женщиной честной, религиозной, и единственной страстью, которую она себе позволяла в жизни, был ее старший сын Реджинальд. Он умер – и дух ее был сломлен, теперь в ее жизни не осталось ничего, кроме отчаянного желания предотвратить разорение, угрожавшее их дому.

Эллен Грейвз, молодая женщина лет двадцати пяти, была совсем иного типа. Красивая, прекрасно развитая, яркая и женственная, она была по натуре стремительной, бодрой и общительной, довольно много читала; ей была не свойственна глубокая привязанность, хотя Реджинальда она почти боготворила. С другой стороны, она быстро осознала, какие преимущества дает ей его смерть, и теперь обдумывала свои дальнейшие шаги. В данный момент мысли ее занимало тайное желание вступить в выгодный брак с единственным приличным холостяком в округе, носившим фамилию Милуорд. То был довольно пустой человек. Он был высок и хорошо сложен, однако характер имел слабый, и Эллен была уверена, что сможет с легкостью им управлять.

Внешне воссоединение семьи вышло теплым и сердечным, однако в душе Генри был разочарован. Инстинктивно он чувствовал, что все, за исключением, быть может, матери, радовались ему, потому что хотели каким-то образом использовать; что он был вызван домой, потому что мог оказаться полезным – а не потому, что его присутствие могло кого-то утешить и было искренне желанным для семьи, которую постигла общая беда; теперь он еще сильнее желал бы вернуться на «Ястреб» и зависеть исключительно от собственных сил и способностей строить свою жизнь.

После унылого ужина в большой столовой, где холодные каменные колонны и потрескавшиеся стены, украшенные довольно закопченными работами старых мастеров, никак не способствовали атмосфере сердечности, в библиотеке состоялся семейный совет. Он продолжался до поздней ночи, но мы лишь кратко подведем его итоги.

В холл вошли леди Грейвз и ее дочь

В лучшие времена стоимость Рошем Холл составляла около ста тысяч фунтов; теперь же, во времена ужасающей депрессии, разрушавшей сельскую Англию, сомнительно было, что найдется покупатель, готовый заплатить хотя бы половину этой суммы, несмотря на то, что поместье славилось охотничьими угодьями. Когда сэр Реджинальд Грейвз вступил во владение поместьем, оно было обременено ипотекой в 25 тысяч фунтов или около того. Когда его старший сын Реджинальд достиг совершеннолетия, выплаты сократились, кроме того, потребовались дополнительные суммы на содержание, так что теперь долг, включая просроченные проценты, добавленные в разное время, составлял в общей сложности 51 тысячу фунтов, что было больше продажной стоимости поместья.

Генри поинтересовался, куда же ушли все деньги – и после некоторой, довольно мучительной заминки получил ответ, что в последние годы деньги по большей части уходили на погашение долгов его брата на скачках. После этого ответа Генри решил помалкивать и не задавать лишних вопросов.

В дополнение к этому долгу имелись неудовлетворенные иски к имуществу Реджинальда на сумму более тысячи фунтов, а в довершение всего трое основных арендаторов уведомили о расторжении договоров накануне Михайлова дня, и с тех пор новых заявок на их фермы не поступало. Задолженности по ипотечным кредитам было уже более года.

Выяснив все это, Генри заговорил с некоторым раздражением:

– Коротко говоря, мы банкроты, с какой стороны ни возьми. С какой же стати вы заставили меня покинуть службу? Во всяком случае, я мог обеспечивать хотя бы самого себя – теперь же мне придется голодать вместе с остальными!

Леди Грейвз вздохнула и вытерла слезы. Вздох относился к потерянному состоянию, слезы – к покойному сыну, виновному в этом.

Сэр Реджинальд, более привычный к денежным затруднениям, был, похоже, расстроен не так сильно.

– О, все не так уж плохо, мой мальчик! – сказал он почти весело. – Твоему брату почти всегда удавалось найти выход из этих затруднений, и я уверен, ты сможешь сделать то же самое. У меня больше нет личного интереса ко всему этому, ибо дни мои сочтены, но ты должен сделать все возможное для себя, своей матери и сестры. А теперь я, пожалуй, пойду спать, дела утомили меня.

Когда отец и мать ушли, Генри достал и раскурил свою трубку.

– Кто владелец ипотеки? – спросил он у сестры, с любопытством наблюдавшей за ним.

– Мистер Левинджер. Он и его дочь приезжают сюда завтра и останутся до понедельника.

– Это тот загадочный друг отца, красавец-мужчина, который во времена моего детства был агентом по недвижимости?

– Да. Он приезжал сюда поохотиться, когда ты был в отпуске полтора года назад.

– Я помню. С ним была его дочь – бледная тихая девица.

– Не вздумай насмехаться над ней, Генри.

– Почему бы и нет?

– Потому что глупо смеяться над собственной будущей женой. В этом и заключается наше спасение, дорогой братец. Она наследница и уже наполовину влюблена в тебя, Генри. Нет-нет, я не ошибаюсь, я знаю наверняка. Теперь ты понимаешь, почему тебе необходимо было вернуться? Либо ты последуешь семейной традиции и женишься на богатой наследнице, мисс Левинджер, или еще на ком-то, либо это поместье уйдет за долги, а мы все отправимся в работный дом.

– Так вот зачем меня вызвали! – воскликнул Генри, отшвыривая трубку. – Чтобы продать этой девице! Знаешь, Эллен, все, что я могу об этом сказать… Это адский, чудовищный позор!

С этими словами он вскочил и отправился спать, даже не попрощавшись с сестрой.

Эллен смотрела ему вслед без тени раздражения или удивления. Потом она поднялась со своего места и встала возле огня, грея ноги и рассматривая ряды тусклых семейных портретов, украшавшие стены библиотеки. Их было много, очень много, начиная с XVII века или даже раньше, поскольку Гравесы или Де Гривсы, как их тогда называли, были древним родом, и хотя дворянство было вновь пожаловано им лишь 120 лет назад, жили здесь они с незапамятных времен. За столетия род то угасал, то возрождался вновь; в начале нынешнего века один из членов семьи стал баронетом – это была плата за политические услуги. Род Грейвзов не произвел на свет ни великих людей, ни героев, ни злодеев; он никогда не отличался ни особым богатством, ни крайней нищетой – да и вообще ничем не отличался и не выделялся.