Брачные игры каннибалов - Дж. Маартен Троост Страница 64

И она была права. Если бы мы задержались на Кирибати еще, то культурный шок, который нам предстояло испытать по возвращении, стал бы смертельным. Впервые приехав на Тараву, мы смеялись над рассказами об ай-кирибати, которые путешествовали за границу – как правило, не дальше Фиджи. Один островитянин неделю прожил в отеле и так и не понял, как работает лифт. Другой серьезно травмировался при сходе с эскалатора. Один парень, ездивший на Гавайи, по возвращении страшно жаловался на холод. Но теперь, когда и мне предстояло возвращение на далекие берега, я больше проникся проблемами ай-кирибати, столкнувшимися с миром за пределами рифа. Если честно, приметы цивилизованной жизни меня теперь даже немного пугали. Жизнь на Тараве была так понятна. Еда бралась из океана, вода – с неба. Кокосы – хорошо, но если долго стоять под кокосом и он упадет на голову, возможно, будет плохо. Распорядок дня зависел от прилива и отлива. В запретные места ходить было нельзя. И всегда было время. Я научился справляться с этим миром. Я понимал его. по крайней мере, почти всегда. А уезжая с островов, я отправлялся в неизвестность. Я знал, что в континентальном мире мы будем плавать, как щепки в океане.

Да, там были кондиционеры, рестораны и книжные магазины. Там были врачи. Круглосуточное электричество. Неограниченное количество воды. И туалеты. Много туалетов. Еще там были семья и друзья. Никто из них ни разу не приехал навестить нас на Кирибати. Тем, у кого было время, не хватало денег. Тем, у кого были деньги, не хватало времени. Главная проблема всех американцев. За время нашего отсутствия мы пропустили бесчисленное количество свадеб, несколько похорон, рождение наших первых племянников и племянниц. Я подумал о тех немногих ай-матангах, что прожили на Кирибати долго, и понял, что все они разорвали прошлые связи – или намеренно, или случайно. Изолированность Кирибати не допускает иных вариантов.

Именно внезапное появление на Тараве одного из таких «пожизненных» ай-матангов наконец вынудило нас принять решение. На остров вернулся Полумертвый Фред. Двадцать лет он прожил на северном Табитеуэа. Я и раньше слышал о Полумертвом Фреде, о Банановом Джо и еще нескольких персонажах, живших на дальних островах, как и их предшественники-моряки. Однако правительство Кирибати решило депортировать тех иностранцев, которые просрочили визы. Полумертвый Фред просрочил визу на девятнадцать лет. Много лет назад он приехал на Кирибати с Маршалловых островов, где работал по контракту Министерства обороны. Но, что называется, решил стать поближе к народу и поселился на одном из островов Кирибати, где еще сохранился традиционный уклад. Там он женился на нескольких юных невестах. Так в качестве приданого у него появилась земля, на которой он стал добывать копру. Жизнь пошла своим чередом, и двадцать лет прошли как-то незаметно. Спустя двадцать лет на острове Поножовщины Фреду сообщили, что пора бы вернуться на родину, в США. Он не был дома со времен диско.

На Тараве Полумертвый Фред остановился у Майка. У Майка останавливались все ай-матанги. Если когда-нибудь окажетесь в экваториальной части Тихого океана и вам негде будет остановиться – идите к Майку. Привезите ему что-нибудь почитать, желательно сёрферский журнал, – и можете оставаться хоть до старости. Полумертвый Фред был не прочь воспользоваться этим гостеприимством. Правительство Кирибати хотело депортировать Фреда на Маршалловы острова, однако правительство Маршалловых островов верно заметило, что Фред родом не оттуда и, согласно международному закону депортации, депортировать можно только в страну гражданства. Однако правительству Кирибати не очень-то хотелось раскошеливаться на билет до США. Поэтому вопрос оставался открытым, пока у Полумертвого Фреда чудом не обнаружился отец во Флориде, который согласился заплатить за авиабилет.

Но «Эйр Науру», как обычно, отменили рейсы. Их самолет застрял в Австралии, где его опять задержали за неуплату счетов. Тем временем Полумертвый Фред ошивался дома у Майка. Там я и обнаружил его однажды днем. Фред сидел перед экраном компьютера, совершенно завороженный им. Как и все жители Кирибати, Майк научился добывать вещи каким-то чудом. В один год ему удавалось раздобыть жесткий диск. Через три года – монитор. Потом, через год или два, до него дошел слух, что скоро на Тараву приедет очередной иностранец, и он послал телеграмму с перечнем всего того, что невозможно достать на Тараве (то есть практически всего, что человечество придумало со времен изобретения колеса). Так у Майка появилась видеоигра под названием «Дум», или «Глум», а может, «Бум». Короче говоря, когда я вошел к Майку, то увидел Полумертвого Фреда, совершенно околдованного этим чудом – компьютерной игрой.

Полумертвый Фред не зря заслужил такое прозвище. У него был такой измученный вид, что труп по сравнению с ним казался бы пухленьким и розовощеким. Высокий, длиннорукий и длинноногий, с черно-серой длинной бородой, он выглядел почти так, как выглядел бы Робинзон Крузо, если бы пробыл на необитаемом острове чуть дольше. На нем были шорты, которые в любой другой стране мира давно бы выбросили в помойку или порезали на тряпочки. Рубашки у него не было, и обуви тоже. Хотя минуточку. вообще-то, я тоже был без рубашки и босиком. Как и Майк.

– И давно он так сидит? – шепотом спросил я Майка.

– С тех пор, как электричество включили.

– Это же часов пять назад было. Майк кивнул.

– Он умеет разговаривать? – спросил я.

– О да, – ответил Майк. – Когда электричество выключают, говорит без умолку. Ничего не понятно, конечно. Но говорит.

Мы стояли и смотрели на Фреда. Это было захватывающе. Фред был так занят поиском оружия, которое позволило бы ему спасти принцессу из темницы, куда ее запер злой колдун, что вообще не замечал нашего присутствия. И я мог понять, отчего у него голова кругом. Двадцать лет, проведенных на острове одной из самых отдаленных островных групп, были посвящены удовлетворению основных потребностей. Надо было постоянно оглядываться, ведь не зря Табитеуэа прозвали островом Поножовщины, – и вдруг ему открылась альтернативная реальность видеоигры.

– Он сумасшедший? – спросил я Майка.

– Не думаю. Но и нормальным его можно назвать с натяжкой.

По непонятной причине меня встревожил вид Полумертвого Фреда, уставившегося в компьютерный экран. Я не знал почему. Я никак не мог понять, что же меня так беспокоит, пока вдруг не осознал, что… смотрю в зеркало.

Я понял, что сам стану таким, если останусь на Кирибати чуть дольше, – потерянным человеком, оторванным от родной земли, иностранцем, приспособившимся к странным реалиям островной жизни, но все равно остающимся чужаком. Человеком, потерявшим связь с миром за кромкой рифа, а возможно, и с собственной головой. Полумертвый Фред был моим будущим.

– Поехали домой, – сказал я Сильвии тем вечером.

– Пора уже, правда? – спросила она.

– Да. Пора возвращаться.

Через два месяца мы стояли в международном аэропорту Бонрики, ссутулившись под тяжестью десятка с лишним ожерельев из ракушек, с цветочными гирляндами на головах и кучей циновок в багаже. Почти всю прошлую неделю мы провели в манеабе, где одна прощальная вечеринка в нашу честь сменяла другую. Прощание на Кирибати – дело серьезное, видимо потому, что прощаются навсегда. Если уж кто и уезжает с Кирибати, то вряд ли когда-нибудь вернется. В аэропорт нас пришла проводить половина Таравы. Разумеется, так бывает каждый раз, когда самолет улетает – полострова собирается, просто чтобы поглазеть на это чудо – самолет. Тем не менее мы были тронуты, что столько людей пришли нас проводить. Пришли сотрудники Фонда народов и все члены их семей. Все плакали, не стесняясь. Я угостил их кокосами.