Шпион для дочери - Мария Зайцева Страница 2

Наклоняются, и мне, из положения полусидя, хватает трех ударов. На троих.

Отличный снайперский счет, я полагаю. Жаль, никто не заценит.

Ну, кроме засранки, ради которой это все, собственно, и затевалось.

Волки валятся один на другого, дополнительно травмируясь, но тут я уже не причем. Это уж как карма их понесла.

Я резко поднимаюсь и нахожу взглядом Красную, чтоб ее, Шапку.

На пару секунд зависаю на восторженном выражении в огромных, на пол-лица, глазищах, и это, прямо скажем, ласкает… Да любому парню приятно, когда на него так пялятся! Любому! И я не исключение.

Но этот восторг, естественно, не спасет чью-то тощую жопку от качественного ремня.

Хмурюсь, сжимаю губы и повелительно киваю ей на дверь.

Ожидая подставы, даже в такой ситуации.

Потому что засранка на то и засранка, чтоб мотать мне нервы бесконечно.

Но девчонка вскакивает так шустро, что я прямо удивляюсь. И быстренько, стараясь не смотреть на лежащих вповалку волков, топает ко мне.

Ну вот и ладненько.

Вот и хорошо. Теперь бы выйти отсюда.

Я придерживаю дверь, аккуратно выглядывая в коридор и прикидывая, как легче выходить: через кухню, или через общий зал, полный беснующихся придурков.

И отслеживаю краем глаза, как Шапка тормозит у одного из волков и с чувством бьет его под ребра тяжелым ботинком.

Затем ловит мой внимательный взгляд и независимо вздергивает носик.

Ну-ну… Папина дочка, чтоб тебя… Полностью папина. Мстительная и злющая.

Понятно, что тебе тут несладко пришлось. Но сама виновата. Надо слушаться и не бегать.

Так что перенесенные тобой страдания нисколько не спасут от наказания.

Ремнем по заднице, да-да…

Естественно, нифига так не будет, не имею я таких полномочий…

Но помечать-то, помечтать?

В машине Шапка с интересом оглядывается, хмыкает. Ну да, не привыкла жопка принцесья к таким интерьерам. Но мне сейчас откровенно плевать, к чему она там привыкла. С другой стороны, за месяц свободного выгула наверняка и не такое приходилось видеть. Так что, мои догадки могут быть и неверными.

Мне, с моим офигенным детством и не менее офигенной юностью, не понять этих мажорских выбрыков. Захотелось ей, видите ли, побегать вдали от папочкиной резервации. Почувствовать воздух свободы и независимости. Побеситься с жиру.

На мой характер, я бы ее так и оставил веселиться. Не, ну а чего? Если есть в голове что-то, стержень хоть какой-то внутри, то выплывет, не потонет.

Как сеструха моя смогла. Одна, без поддержки чьей-либо.

А если нет, то и пофиг на нее.

Хотя, Машка, конечно, тоже устроила цыганочку с выходом конкретную. Еле выплыла. До сих пор тошно, как вспомню. И вина давит страшная. Потому что сестра влезла в дерьмо из-за меня, урода. И уже за одно это ей можно простить все, что угодно.

В отличие от самого себя. Себя я не прощу никогда.

Но тут ничего не поделаешь. Все уже случилось, и, кстати, все разрешилось очень даже хорошо и правильно. Насколько это возможно, конечно.

Машка замужем и счастлива. Муж ее — нормальный мужик, вытащивший ее из того дикого замута, куда она угодила по моей милости. Хоть он, конечно, на редкость борзый и дерзкий чувак, но Машку любит и за нее порвет любого, и уже одно это вызывает уважение.

А я получил по заслугам.

Два года веселья в жопе мира были долгими. И, казалось, что так я там и останусь навсегда, вмерзну в вечную гребанную мерзлоту.

Но неожиданно случилось чудо.

Правда, конкретно сейчас, искоса разглядывая Шапку-засранку, с независимой физиономией откинувшую спинку древнего кресла в «восьмерке» назад и уткнувшуюся в грязное окно, я уверен, что это — нифига не чудо.

А еще одно наказание.

Следующий круг ада.

Как там у Данте? С каждым кругом, который ниже, грешники мучаются больше?

Ну вот. Я на следующий круг и спустился, похоже.

Лучше бы в вечной мерзлоте сидел. Нервы целее, организм моложе. Песня есть такая, про тресковое филе. Вот как раз про меня была бы…

Но, походу, нагрешил я сильнее, чем мог подумать, а потому — вперед, шкет, вернее, вниз.

Строго вниз.

Ловлю себя на том, что залип взглядом на худые, обтянутые тонкими джинсиками коленки, смаргиваю удивленно и, злясь на такую тупость и минутную слабость, завожу отчаянно тарахтящий антиквариат. Он, что характерно, не заводится. Вхолостую срабатывает, гад. Как раз, когда так нужно отсюда смотать скорее!

— Где ты этот раритет отрыл? — все же раскрывает рот неугомонная Шапка, пару раз умудрившись чихнуть от ядовитых выхлопов семьдесят восьмого, часть из которых попала в совершенно не герметичный салон, — она же сейчас развалится!

— Не развалится, — коротко отвечаю я, вырубаю зажигание, пережидаю, опять включаю. Давай, рухлядь ты тольяттинская! Давай!

«Восьмерка» неожиданно заводится и довольно бодро скачет вперед, еле успеваю удержать руль. Ничего себе! Это ладно, что я на севере к «механике» привык! А то фиг бы справился. И уехали бы мы с долбанной Шапкой к ближайшему углу.

А нам задерживаться-то нежелательно в этом городишке.

Того и гляди, очнутся Шерхан… Черт… Шаман, да, Шаман! С компанией, да побегут искать обидчиков.

Ну, или хозяин «восьмеры» выйдет из запоя и вспомнит, что у него имеется транспортное средство.

По закону подлости, все может случиться одновременно, а потому лучше я в этот момент где-нибудь подальше буду. Километров так на тысячу.

Сдам это худое недоразумение папашке и свалю, наконец, на заслуженный отдых.

Мне его потому что обещали!

Конечно, обещаниям генерала верить — себя не уважать, но должно же у этого скота хоть что-то человеческое быть?

— Зачем ты вообще за мной вернулся? — фырчит Шапка, — я же тебе ясно сказала, чтоб отвалил.

— А ты не рада, смотрю? — я спокоен. Спокоен. Спокоен, черт! — Надо было оставить тебя с ними? Я помешал, может, твоим развлечениям?

Говорю, как обычно, монотонно и равнодушно, прекрасно зная, как это ее выводит из себя. А мне в последние дни нравится ее выводить. Хоть какое-то развлечение в окружающем дерьме.

— Да пошел ты! — ожидаемо шипит Шапка, раздуваясь, словно кошка, от гнева. Умора, да и только. — Сама бы справилась!

— Я и смотрю, как ты офигенно справлялась. Молодец. Наверно, надо вернуться? Назад?

Легко доворачиваю руль, обозначая намерение вернуться, но она тут же садится и хватается своей лапкой за мои пальцы, спокойно лежащие на древней оплетке.