Следы на пляже - Луанн Райс Страница 23

– Да, что-то вроде того, – сказала Пегги, ее лицо горело от волнения. – Ну, в общем, его убили. А машину сбросили в реку.

– Моя мать тоже погибла в автомобильной аварии, – сказала Нелл.

– Правда? – спросила Пегги, ее губы дрожали.

– Она еще была жива после этого. Я думала, что с ней все будет в порядке. Я хотела ей…

– Как это с ней случилось?

Нелл сжалась, обхватила колени руками, как будто стремясь стать как можно меньше. Она не может говорить об этом. Но что-то в самой Пегги побуждало рассказать ей эту историю, найти слова, которыми можно описать, как умерла ее мать. Вдобавок ее смущала внезапная смена ощущений, она не могла говорить. Пегги же сидела, ожидая, и ее лицо ничего не выражало. Наконец, Нелл собралась.

– Они ехали домой с моей тетей, – сказала Нелл. – Это был тетин день рождения. Они с мамой уезжали на уик-энд. – Она сглотнула. Слова, казалось, разрывают ее горло, как будто у каждого были когти. – Это в первый раз мама уехала от меня.

– Она была всегда с тобой?

Нелл кивнула:

– Тетя прилетела, и она арендовала специальную машину на день рождения. Спортивную машину. Красивую, красную… Они поехали на остров Сент-Саймон… раньше я любила остров Сент-Саймон… это лучший пляж на побережье Джорджии…

– И с ними случилась авария?

– У-гу..

– Ты разозлилась на свою тетю, когда потом ее увидела?

– Я ее не видела, – сказала Нелл.

– Потому что ты ненавидишь ее после того, что случилось?

– Нет… – Нелл сгребла горсть песка и стала сыпать его сквозь пальцы на колено.

Песчинки соединялись в тонкие бледные струйки, падающие на ее кожу. Она повторяла это снова и снова. Странно, но ей казалось, будто этот песок был в ее горле. Как будто она проглотила много песка, и он мешал ей глотать.

– Я люблю свою тетю, – сказала она.

– Почему же ты с тех пор ее не видела?

– Отец ей никогда этого не простит, – сказала Нелл. – Того, что случилось.

Подруги затихли. Нелл взяла осколки морских стеклышек, которые она собрала, и погладила их большим пальцем.

Ее мать однажды сказала ей, что морские стеклышки формируются долго. Надо выбрасывать назад кусочки, которые были не готовы – те, что еще острые и блестящие, а не те, гладкие, окатанные морем. Снова закрыв глаза, она думала о матери, тете, о Стиви. Она бы не удивилась, если они сидели когда-то на этом же месте.

Она размышляла, не были ли ее морские стеклышки теми самыми, не они ли их подбирали и затем выбрасывали в волны, потому что они не были обточенными.

Как было бы прекрасно, если бы было так, думала Нелл. О, это было бы так чудесно…

Последующие три утра были темными и безоблачными, и каждый раз, когда Стиви переходила мостик, собираясь купаться, она смотрела на променад и видела ожидавшего там Джека. Дневной свет начинал брезжить еще до восхода солнца. Пока Стиви плыла, теперь в купальнике, она наблюдала, как таяли звезды, пока не оставались только самые яркие. Они излучали какие-то страстные чары, не то романтические, не то эротические. Стиви чувствовала себя одновременно и возбужденной и смущенной. Как будто зная об этом и не желая оставлять ее одну в таком состоянии, Джек дожидался, пока она, целая и невредимая, выйдет из моря, а потом сразу уходил.

На четвертое утро она проснулась раньше обычного. Воздух был влажным, пропитанным плотным туманом. Она услышала издалека протяжный звук сирены маяка Уикленд-Шор. Она почувствовала, что Джек тоже слышит его. Между ними существовала какая-то мистическая связь – они были едва знакомы, но она твердо знала, что он придет на берег. Простыни сбились под ее телом, напоминая ей прикосновение морских волн. Она почувствовала тянущую боль в бедрах, соски набухли. Это было дикое ощущение – мысленно заниматься любовью с мужчиной, которого она почти не знала.

В это утро она не пошла купаться.

Тилли лежала на крышке бюро, уже проснувшаяся, сверкая зелеными глазами. Взгляд ее, казалось, обвинял Стиви в малодушии.

– Я знаю, – сказала Стиви.

Она встала с постели, натянула какую-то одежду, машинально оделась, тихонько выглянула в окно на море, посмотреть, сидит ли Джек на променаде. Покормила кошку и птицу и, вместо того чтобы идти на берег, села в машину и поехала в Хаббард-Пойнт.

Она промчалась по Шор-роуд, через береговые марши и мимо охотничьего заповедника Лавкрафт. Воздух был тяжелым, плотным и белым. В мелкой бухте кормились цапли, белые часовые, поднявшие головы, когда она проезжала мимо. Стиви представила себе, что птицы передают сигналы о ее приближении к замку, – к его покрытой плющом башне и разрушенному зубчатому парапету, так хорошо видным над линией берега. Она преодолела каменные ворота, нажала на гудок, проезжая каменную сторожку, где жил Генри, потом свернула на подъездную дорожку – ровное покрытие из смеси песка и гравия. Когда она достигла верха, она почувствовала запах кофе.

Было только шесть часов утра, и туман еще скрывал силуэты сосен. Стиви перевела дыхание, прислушиваясь к низкому звуку сирены – Уикленд-Шор. Хотя постройки замка возвышались на холме Лавкрафт, с него не было видно устья Коннектикута и пролива Лонг-Айленда, и шум воды доносился так, будто они были прямо под ногами, а не в полумиле отсюда.

Здесь жила и писала свои картины ее тетя и наставница Аида Мур фон Лайхен. Ей было семьдесят девять лет, но она вела себя как тридцатилетняя, в ней было больше жизни и энергии, чем у большинства людей, бывших вчетверо моложе ее годами. Родившаяся в Ирландии, как и отец Стиви – ее любимый брат Джонни, Аида получила широкую известность как яркий представитель абстрактного экспрессионизма. Окончательно она как живописец сложилась в Нью-Йорке, в компании художников из Седар-Тэверн. Она была столь же художником по призванию, как ее брат – литератором.

Тетя Аида была владелицей этого замка, построенного в 1920-х годах по прихоти ее второго мужа, который был на много старше ее. Унаследовавший состояние, некогда нажитое на производстве подшипников, он был замечательным актером, игравшим в шекспировских спектаклях, особенно прославившимся в ролях Яго и Фальстафа. Дядя Вэн скончался двадцать лет назад, спустив большую часть своего когда-то значительного наследства. Тетя Аида не претендовала на роскошь, но оставшихся денег хватало только на поддержание существования, поэтому замок пришел в упадок, превратившись в руину, населенную летучими мышами и грызунами, а сама она жила в небольшой деревянной постройке, где не было даже водопровода. Воду она качала с помощью старинного насоса с завитушками из кованого железа. Будучи страстной защитницей природы, она вела очень простую жизнь. Летом она жила в Блэк-холле, зимой – в Эверглейдсе. Ее пасынок Генри недавно уволился из военного флота и жил этим летом в сторожке, стоявшей у ворот.