Сердце странника - Анна Климова Страница 28

Тимофей положил трубку на телефон, оставив девицу размышлять над их странным диалогом.

В некотором смысле парню повезло, если за него заступаются таким «пробивным» образом. Как ни верти, а пешки тоже могут защищаться, многоуважаемые Олег Бархатов и Богдан Сергеевич. И постоять друг за друга они тоже способны. И однажды надают вам хорошенько по мозгам. Это уж точно.

* * *

Как иногда бывает трудно решиться на что-то, вернее, сделать последний шаг к принятому решению. На этот последний шаг тоже нужна воля. Крепкая воля уверенного в себе человека. До сих пор Витек не мог упрекнуть себя в слабохарактерности, потому что мир слабости не прощает. По крайней мере, его мир — мир улицы и детского дома. Впрочем, не очень отличный от любого другого. Лишите человека защиты стен, симпатичного окружения, надежного достатка, здоровья, уверенности в том, что завтра будет так же, как сегодня, — и тотчас же такой приятный и удобный мир покажет свое настоящее лицо. Витек осознал эту истину давно. Он привык полагаться на себя. Все, что не зависело лично от него, он с упорством отвергал.

Но сейчас ему нужна была помощь. Ему и Катьке. И он шел в правильном направлении. Стоило лишь сделать последний шаг. Однако именно этот шаг, как оказалось, самый трудный.

Через знакомых рыночных торгашей ему удалось купить билет на автобус до Минска, курсировавший с челноками между двумя столицами. Катька, к счастью, проспала всю дорогу, обнимая свою сумку и яркое плюшевое чучело, похожее то ли на динозавра, то ли на еще какого-то мурлакатама. Иногда она смотрела в окно, иногда просила попить. Казалось, внутренняя Катькина батарейка немного подсела, чему Витек был даже рад: нет ничего более паршивого, чем болтливый спутник в дороге. А путешествовать лучше всего молча, потому что из-за болтовни не остается времени зорко смотреть по сторонам и думать.

Полулежа в кресле, Витек тихо грезил. Если, конечно, можно было так назвать его неуловимые, ни на чем конкретно не задерживавшиеся мысли, жившие в нем на правах бедных родственников, которых можно без всяких церемоний изгнать, как только закончится их время. На этот раз мысли прогонять не хотелось.

Витек думал, как много странного приключилось с ним за последнее время, и о том, о чем у него не хватало времени подумать, словно у спринтера, бегущего по живописной дороге, но не имеющего возможности любоваться пейзажами — позади соперники наступают на пятки. Теперь же он притормозил, потому что даже мальчишки иногда устают, у них сбивается дыхание, а ноги превращаются в вату. Стоп, машина!

И он остановился. Мысли, такие стремительные и неудержимые, вдруг потеряли направление, бестолково сбиваясь в его голове.

Он думал о матери. О том, как они жили бы, не заглядывай она в рюмку. Наверное, хорошо бы жили. Она работала бы, а он учился в обычной школе. Как все дети. У них обязательно было бы приличное жилье, а не та хатка в пригороде, принадлежавшая когда-то ее мужу, «погибшему на рыбалке», как она уклончиво объясняла Витьке.

Он думал о женщине, которую мать назвала его бабушкой. Это было очень давно, но Витек помнил ее строгое, непроницаемое лицо, помнил отрывистые фразы, которыми она довела мать до истерических слез.

Вообще с родственниками у Витьки получалась полная лажа. Он знал, что они были, и даже несколько раз видел их при разных обстоятельствах, но теплых чувств они у него не вызывали. В основном счастье видеть родственников ему выпадало тогда, когда мать брала его на выходные из интерната и таскала по всему городу, выпрашивая у них деньги — унизительная процедура, из-за которой Витек никогда больше не соглашался гулять с матерью.

Потом он думал о том, как удивится Клара Ивановна, когда он сам появится на пороге ее кабинета. «А вот и наш Путешественник вернулся», — вероятно, скажет она, пытаясь скрыть радость. Хотя радость — не совсем то чувство, которое она может испытывать в отношении Витька. Слишком много безобразий он учинял в школе и в интернате, чтобы встречать его с распростертыми объятиями. Иногда это была дохлая крыса в портфеле учительницы, иногда классная доска, натертая парафиновой свечой, иногда бумажка с обидным прозвищем, виртуозно приклеенная к спине жертвы, иногда петарды в коридорах, иногда яблоко с «сюрпризом», которым полагалось угостить понравившуюся девочку. Яблоко обычно начинялось горьким стрептоцидом. Девочка, откусившая такое яблоко, с воплями бросалась в туалет и там долго полоскала рот. Взрослые с помощью словарного запаса убеждали его, что подобные выходки — это плохо, но он-то знал, что без них жизнь становится не такой забавной. И куда же деваться ребенку, которого жизнь вдруг перестанет забавлять? Витек знал ответ на этот вопрос. Он знал одного повесившегося пацана, которого жизнь уж точно не забавляла. Старшие мальчишки, распаленные его безответностью и покорностью, так издевались над ним, что «слабак и тормоз» Ванечка Чуфаров пришел ночью в туалет, привязал к трубе над окном ботиночный шнурок и спрыгнул с подоконника. Даже после того, как Ванечку сняли и увезли, несколько дней на побеленной стене можно было наблюдать следы его ног.

Поэтому жизнь не стоила того, чтобы относиться к ней слишком серьезно. И именно через такое отношение к жизни Виктору надо было переступить, чтобы осуществить свое решение вернуться в интернат. В глубине души это его беспокоило. И не только потому, что Витька-путешественник никогда не возвращался добровольно. Но еще и потому, что он не знал, как жить с этим меняющимся мировоззрением. Как жить дальше ДРУГИМ в той же среде? Как пробить себе дорогу? Настоящую дорогу, в которой есть место правильным вещам и правильным мыслям. И что скрывалось в этих переменах, которые он ощущал в себе благодаря Катьке? Поумнел ли он или просто повзрослел за это время? Витек не знал, но хотел бы в этом разобраться. Спокойно и без спешки. А для этого надо где-то остановиться.

В Минск они приехали рано утром. Катька сонно волочила ноги, держа его за руку. Любопытство ее дремало, иначе она непременно забросала бы его вопросами, на которые Витек не мог пока ответить. Оставался без ответа и главный вопрос, преследовавший его уже несколько дней, — что дальше? Каждый новый шаг предварялся именно этим вопросом. Возможно, вся жизнь теперь пройдет под его знаком. И это не могло не беспокоить Витьку, никогда раньше не утруждавшего себя решением глобальных задач и даже не подозревавшего о существовании таковых.

По пути от автовокзала «Центральный» к стоянке такси у него появилась слабая идея относительно дальнейших действий. Крохотная такая идейка. Недалеко от их интерната находился небольшой дачный поселок. Новые хоромы за высокими заборами там соседствовали с обычными деревянными домами, которые всецело оправдывали свое звание дач — с верандами, дикими кустами сирени под окнами и дверьми, которые так легко открыть. Однажды, устав от интернатовской жизни, Витек целых два месяца прожил на такой даче. Правда, приехавшие на выходные хозяева поймали его, но он наплел им про бомжей, которые хотели дачу ограбить. Витек выставил себя спасителем хозяйского добра и высказал пожелание и дальше охранять дачу. Так как имущество оказалось в целости и сохранности, его оставили на «хозяйстве», привезли продукты и теплые вещи. Даже номер телефона в городе дали, чтобы звонил в случае чего. Впоследствии Витек несколько раз пользовался благосклонностью этой пожилой пары и сбегал от всех на облюбованную дачу, о чем ставил хозяев в известность телефонным звонком. Тетя Тамара так привязалась к нему, что привозила кастрюльки с домашней готовкой. На даче он научился колоть дрова, а от скуки немного пристрастился к книгам, коих в шкафу нашлось предостаточно. Да и вообще у него именно там привился вкус к вольной жизни, не отмеренной никакими распорядками, — как хочу, так и живу.