Не горюй! - Мэриан Кайз Страница 29

Все равно что обнаружить за своим кухонным столом Супермена или Мела Гибсона, заскочившего на чашку чая. Я готова была снять шляпу перед Хелен: на этот раз она заполучила себе настоящего красавчика. Еше пара лет — и у него отбоя от женщин не будет.

В центр стола я поставила миску с салатом. Затем разложила макароны по тарелкам, полила их соусом и поставила перед каждым из сидящих.

Появление еды привело маму, Хелен и папу в расстройство. Приготовленная дома пища вызывала у них подозрение — и совершенно справедливо. Видит бог, у них имелись все основания быть подозрительными после прошлых страданий. Наверное, они сразу вспомнили мамины «шедевры».

Мама же была счастлива. Если ее домочадцы решительно откажутся есть мою стряпню, значит, я не стану больше готовить, вернется старый порядок вещей и она не будет чувствовать себя неполноценной.

Когда тарелка оказалась перед Хелен, она выдавила из себя такие звуки, будто ее рвет, с отвращением глядя на макароны.

— Что это такое, черт побери?

— Всего лишь макароны и соус, — спокойно ответила я.

— Соус? — проскрипела она. — Но он зеленый!

— Да, — подтвердила я, не собираясь спорить. — Зеленый. Соус может быть и зеленым, чтоб ты знала.

Адам пришел мне на помощь — он ел с большим аппетитом. Возможно, он был одним из тех ниших студентов, которым месяцами не доставалось приличного обеда и которые в силу этого могли съесть все, что угодно. Но у него был такой вид, будто ему в самом деле нравилось. Меня это вполне устраивало.

— Необыкновенно вкусно, — сказал он, перебивая жалобы Хелен. — Ты только попробуй, Хелен!

Она с гневом посмотрела на него.

— Я к этому не прикоснусь. Выглядит отвратительно.

Мама, папа и Хелен затаив дыхание смотрели, как ест Адам, и с ужасом ждали, что он вот-вот умрет. Когда же минут через пять он был все еще жив и не катался в конвульсиях по полу, подобно жертве Борджиа, умоляя избавить его от мучений, папа тоже решился попробовать. Как бы мне хотелось рассказать вам, что все члены моей семьи, один за другим, взяли вилки и, несмотря на предубеждение, начали с аппетитом есть. А потом мы бы обнялись и они, покачивая головами, признались бы, что были не правы.

Но я не могу этого сделать.

Содрогаясь, с перекошенным лицом, Хелен отказалась притронуться к еде, невзирая на одобрения красавца Адама.

Она поджарила себе тост. Deja vu — или что?

Папа съел немного и заявил, что все очень мило, но у нею не такие изысканные вкусы. И что он не в состоянии по достоинству оценить такое экзотическое блюдо. Какой обычно говорил:

— Я человек простой. Я лимонный пирог в первый раз попробовал, когда мне стукнуло тридцать пять.

Мама тоже съела немного, но имела при этом мученический вид, ясно давая понять, что грех переводить хорошую еду. Даже плохую еду. Потому она и ела. С ее точки зрения, мы были отправлены на землю страдать, так что она рассматривала этот ужин как своего рода наказание. А ведь ей еще приходилось скрывать свой восторг по поводу того, что Хелен и папа отказались есть макароны.

Она была счастлива, хотя не призналась бы в этом даже под страхом смерти.

Тут появилась Анна.

Она вошла в кухню — очень хорошенькая, но в несколько неземном варианте: вся в развевающихся шарфах, прозрачной блузке и цветной бижутерии. С Адамом они явно были знакомы.

— Привет, Адам, — выдохнула она, розовея от удовольствия.

«Интересно, при виде его все женщины краснеют? — подумала я. — Или это свойство нашей семьи?»

Какое будущее ждет юношу, который с ходу производит такое впечатление на женщин? Из него может вырасти только законченная сволочь.

Он был слишком хорош — даже во вред самому себе. Парочка шрамов бы не помешала.

— Привет, Анна, — улыбнулся он. — Приятно снова тебя увидеть.

— Да, конечно, — промямлила она, краснея еще больше.

Я ей сочувствовала. У меня самой, наверное, не осталось ни одною целого кровеносного сосуда на лице после той краски, в которую вогнал меня Адам.

Разговор за столом не получался. Хелен, которая никогда не была приветливой и гостеприимной, взяла в руки журнал и начала его читать (это оказался номер «Хелло», который каким-то чудом проник сквозь установленную мною сеть).

— Хелен, оставь в покое журнал! — резко сказал смущенный отец.

— Заткнись, папа, — спокойно ответила Хелен, даже не поднимая головы.

Но время от времени она взглядывала на Адама и таинственно улыбалась. Он завороженно смотрел на нее и тоже улыбался. Сексуальное напряжение можно было резать ножом.

Анна, которая и в лучшие времена не умела развлекать гостей, казалось, совершенно обалдела при виде Адама и смотрела на него открыв рот. Каждый раз. когда он обращался к ней с вопросом, она только хихикала, опускала голову и вообще вела себя как деревенская дурочка.

Честно скажу, это раздражало.

Господи, он ведь был всего лишь мужчиной, к тому же очень молодым!

Мама с папой нервно возили свои макароны по тарелке. И тоже молчали. Наконец папа попытался заговорить с Адамом.

— Регби? — пробормотал он, обращаясь к нему. Как будто он был членом тайного общества и надеялся, что и Адам тоже.

— Простите? — переспросил Адам, вопросительно глядя на отца и пытаясь понять, что тот хочет сказать.

— Регби. В колледже…

— Простите, что вы имеете в виду?

— Вы играете в регби? — Папа решил выложить карты на стол.

— Нет.

— О! — Папа сник, как сдувшийся шарик.

— Но смотреть люблю, — добавил Адам.

— Ну, это ерунда, — сказал отец, практически повернувшись к нему спиной, настолько велико было его разочарование.

И здесь, как я понимаю, пришел конец едва вспыхнувшей симпатии.

Не знаю почему, но мне казалось, что я должна развлекать гостя. Кто знает, может, я просто привыкла вращаться в цивилизованном обществе, где к гостям относятся как к гостям. Там, если тебя зовут в гости, то не бросают среди незнакомых людей и не игнорируют полностью.

Я уже тысячу раз говорила, что не понимаю, как такое поведение сходит с рук Хелен.

— Значит, вы учитесь в одном классе с Хелен? — с наигранной беспечностью спросила я, отчаянно пытаясь завязать хоть какой-то разговор.

— Да, — ответил он. — В группе по антропологии.

На этом тема казалась исчерпанной.

Адам продолжал есть, и на него было приятно смотреть. В нем чувствовалось здоровое начало. Он отличался отменным аппетитом и умел быть благодарным.

— Очень вкусно, — сказал он, улыбнувшись мне. — А добавки нельзя?