Любовь как спасение - Ольга Лобанова Страница 3

— Антон. Антон Вересов, — мальчик закашлялся. — А кто это говорит? Мамы сейчас нет дома, она пошла в аптеку, но скоро придет.

Тамара растерялась окончательно. Что еще за новости — Антон Вересов?

— А папа? Папы тоже нет дома? — в эту минуту она еще надеялась на случайное совпадение.

— Мой папа умер, — мальчик выговорил эти слова четко и спокойно, как подобает мужчине. — Вы разве не знали? Уже два месяца почти…

— А как зовут твою маму?

— Жанна Сергеевна. А вы кто? — в голосе мальчика появилась тревога. — Что вы хотите?

— Я папина знакомая. Когда, ты говоришь, мама придет?

Жанна сразу же согласилась на встречу, пригласила к себе — ребенок болен, и она не может уехать. «Убогая двушка на первом этаже пятиэтажки, почти как мой отчий дом. Дежавю», — констатировала Тамара, нажимая кнопку звонка. Жанна была похожа на подростка, тоненькая девочка с огромными серыми глазами и коротко подстриженными светлыми волосами. Полная противоположность ей, Тамаре, — высокой и статной. А Антон… Тамара не видела ни одной детской фотографии Игоря, но была абсолютно уверена с первого взгляда на мальчика — это его сын.

— Вы давно жи… Вы давно знакомы с моим мужем?

— Давно, Антону уже восьмой год, считайте… — Жанна совсем не смущалась и ни в чем не собиралась оправдываться.

— Зачем он вам? Он же был старше вас намного, женат. Не могли найти помоложе? Вы же красивы…

— Могла, но какое это имеет значение? Мы любили друг друга, Игорь очень любил сына, — она смотрела на Тамару спокойно и даже с сочувствием.

— Что, простите, вы сказали? Он любил вас и сына? Любил? — Тамара опять растерялась. — Я никогда не слышала от него этого слова, а мы прожили двенадцать лет. Что значит — любил?

В сознании Тамары что-то сломалось. Картина случившегося искривилась, сдвинулась, потеряла определенную форму — и не хотела возвращаться в нормальное положение. Не может быть, чтобы Игорь любил кого-то еще, кроме своей мамы, работы и органной музыки. Наверное, он любил и ее, свою жену, хотя никогда и не говорил ей об этом. Но ведь жил-то он с ней, и никогда даже не намекал, что чем-то недоволен. И вдруг — чужая женщина, ребенок…

— Этого не может быть! — уже вслух твердо сказала Тамара.

Жанна усмехнулась:

— Может, еще как может. Игорь умел любить, как никто другой. В нем было столько чувства, столько страсти, нежности… А вы не знали? Откуда! Только карьера — все остальное для дураков! — Жанна подошла к окну и отодвинула занавеску — за окном облетала осень, красными и желтыми листьями, как в Тамарином сне. Жанна резко обернулась. — А знаете, он жалел вас, поэтому и не уходил ко мне. Все говорил: «Она же не умеет любить, совсем. У нее та часть мозга, которая отвечает за эмоции, атрофирована. Так ее создала природа, она не виновата. Вот защитит докторскую, тогда все и решится». Я его не торопила. Зачем? Я с ним и так была счастлива. Мы с ним наговориться не могли, все интересно, все вместе… — Жанна села напротив Тамары, что-то машинально переставляла на кухонном столе, поправляла. — Игорь страшно переживал, что вынужден жить во лжи, что эту ложь каждый день видит сын. Вот сердце и не выдержало… В последнее время он часто говорил, что потерял чувство дома, а это так страшно.

— Раскладушка… — прошептала Тамара.

— Что вы сказали? — не расслышала Жанна.

— Ничего, извините.

Тамара вышла на улицу и быстро пошла к машине, не замечая начавшийся дождь. Ее муж — да он предатель! Если бы она узнала, что у Игоря была любовница — не от слова «любить», а от словосочетания «заниматься любовью», она не стала бы делать из этого трагедию. В конце концов, Тамара и сама не упускала случая встряхнуть гормональную систему, но это не имело никакого отношения к их с Игорем отношениям, к их семье. Тамара оставляла и за Игорем такое право — лишь бы она не знала об этом. Но он изменил ей самой страшной, самой настоящей изменой, предал их общую жизнь… Общую? Разве у них была общая жизнь? Общая квартира, общая постель, общие знакомые — но разве это и есть общая жизнь? Общая жизнь у него была с Жанной, оказывается. Тамара поняла, что за эти несколько минут в квартире Жанны она потеряла мужа второй раз. В ее четко распланированную, такую удобную и правильную жизнь ворвалась какая-то непонятная сила. Эта сила стучалась, рвалась в ее сознание, в ее плоть и кровь. Хотела что-то объяснить, заставить посмотреть на мир иначе, но Тамара сопротивлялась — она не хотела смотреть на мир иначе. Гнала эту силу прочь, но та не уходила. Шла рядом, след в след, и нашептывала: а что если Игорь был прав, и только в любви смысл всего? Только она может оправдать приход человека в этот мир? Любовь подарила Игорю сына, повторила его в ребенке, а значит, увековечила. А ты? Что оставишь ты, когда придет твой час? Диссертацию, которая нужна разве что тебе? Звания, должности? Почва уходила у нее из-под ног, вся ее жизненная философия, выстроенная и выстраданная, теряла смысл. А любая система, лишенная смысла, не имеет 16 права на существование. Итог очевиден: она, Тамара Вересова, не имеет права на существование. Но ведь ей всего тридцать пять, и не все потеряно? Нет, поздно… Игорь ошибался — она такой не родилась, она такой себя сделала — сама. Ей удалось превратить себя в монолит, в интеллектуальную машину, в которой эмоции не предусмотрены. Тамара прекрасно помнила, как это случилось, помнила до мелочей, но никогда никому не рассказывала.

* * *

Первый раз Тамара влюбилась в шестнадцать лет. Начиталась романов, наслушалась подружек, которые к ее возрасту влюблялись уже не раз и не собирались останавливаться, — и влюбилась. В соседа по лестничной площадке — Романа. Он тогда только что вернулся из армии, весь такой неместный — служил под Питером, такой дерзкий, красивый. Конечно, Тамара знала, что и выпить он не дурак, но в ее окружении пили все мужики, в том числе ее отец и старшие братья, — иначе и не мужик. И девок менял чаще носовых платков — тоже понятно, молодой и холостой, почему бы и нет? Пожалуй, других очевидных достоинств, кроме черных кудрей, синих очей и той самой дерзости, скорее наглости, Тамара в нем не видела и давала себе в этом отчет. Но пришла ее пора влюбляться, а лучшего объекта во всей округе не было — хоть обыщись. Мечтала о нем ночами, плакала в подушку, когда видела его с очередной подругой, якобы случайно выходила из квартиры, когда слышала его шаги… Все как у всех в шестнадцать лет. И так разыгралось ее воображение, так безответное чувство распалило ее девичью чувственность, что поняла — нет лучше Романа никого на свете. С этой уверенностью и жила.

Как-то, зимой это было, вся ее многочисленная семья уехала в гости к родственникам, Тамара осталась одна, чему была несказанно рада — почти сутки тишины и свободы. Вечером звонок в дверь, а она уже собиралась спать. Накинула халатик: «Кого там несет? Неужели родители вернулись…» На пороге — Роман. Пьяный. Отодвинул Тамару и вошел, как к себе домой.

— Уехали твои? Вот и хорошо! — Роман икнул и потянулся к Тамариной груди. — Сейчас я тебя любить буду.