Голубой Маврикий - Жорж Кулецкий Страница 3

– Это – мой кусок хлеба! – мрачно сказал он. – Не подходи – зашибу!

Игнат сделал руками примиряющий жест, словно говоря: что ты, что ты, ни-ни, спокойно, спокойно, никто на твой кусок хлеба не посягает, и в мыслях не было…

Коршиков понял серьезность момента и отвел взгляд.

Друзья вышли из бильярдной. Настроение – хуже некуда. В карманах звенела пустота. Игнат понимал, что попытки оправдаться ни к чему не приведут. Да, киксанул пару раз, так ведь такое было состояние, что и глаз не навострен, да и в правой руке, главной у бильярдиста, ощущался некоторый тремор. Но голова уже начинала соображать. Тема для соображения была одна – где взять денег? Надо как-то выкарабкиваться. Они спустились к закованной в гранитные берега реке.

– Эх, был бы здесь берег нормальный, сейчас бы искупались, освежились, глядишь, и кувшин какой нашли бы, – рассуждал Игнат, безразлично глядя на Москву-реку, по которой шел бывший речной трамвайчик, переделанный под прогулочное судно и переименованный оборотистым судовладельцем в «Царицу Елену» в честь то ли своей жены, то ли подруги.

– Какой кувшин? Зачем? – не сразу понял Василий.

– Ну этот, со стариком Хоттабычем…

– А… этот… Знаешь, объявление в газете напечатали: «Трахаю, тибидохаю с 10 до 18, перерыв на обед с 13 до 14 часов». И подпись: «С. Хоттабыч».

И хотя анекдот был с бородой, Игнат все равно рассмеялся. Постепенно он приходил к мудрости, изреченной старшиной Григорием Матвиенко, когда они обсуждали план действий в севшей на мель подводной лодке. Посадка на мель была учебной, но все равно неприятной.

– Так вот, парни, запомните, безвыходных ситуаций не бывает, – сказал тогда старшина второй статьи таким тоном, словно гвозди заколачивал, чтобы врезалось, как говорится, на всю оставшуюся жизнь, до гробовой доски.

После этого старшина приказал задраить переборку, надеть гидрокостюмы и открыть аварийный люк. Сверху обрушился поток воды.

Так на всю жизнь они и запомнили, что выход всегда есть, надо только не теряться и сообразить, где находятся гидрокостюмы и этот самый люк.

– Безвыходными бывают только пустые головы, – подвел тогда итог старшина, когда все сидели в учебном классе, отойдя от полчаса назад пережитого потрясения.

Игнат у себя в квартире, стоя на табурете, который опасно пошатывался под его весом, рылся на антресолях и бурчал, подавая Василию то перевязанную пачку книг, то старые коньки.

– Ищите да обрящете… – послышалось, наконец, его удовлетворенное высказывание. – Мать нашу…

С этим он вытащил из-за завалов небольшой сундук деда – потомственного моряка. Вместе друзья начали извлекать на свет божий всякую рухлядь: коробку с секстантом, подзорную трубу в футляре, странные навигационные приборы, морские карты и, наконец, несколько кляссеров со старинными марками.

Собственно ради них Игнат и затеял эти поиски – вспомнил о марках как о ценности, которая может быть реализована. Теперь оставалось узнать, где и как можно осуществить «операцию». С помощью нескольких телефонных звонков требуемая информация была получена. Оставалось реализовать задуманное.

Дочитав первую страницу, Юхнин молча передал ее Александру.

Тот тоже по мере чтения становился все более и более серьезным.

– А я и не ведал, что под моим началом такой офицер находится, – завершив чтение второй страницы, простодушно признался капитан. – Так вы, Александр Викторович, являетесь особо доверенной личностью, поручаются вам дела государственной важности, можно сказать, с перспективой на века… Ну, свой конверт вы у себя в каюте открывайте, мне и знать того, что, судя по всему, вам поручается, не стоит. Пусть пока все идет своим чередом, а завтра в десять утра жду вас у себя, чтобы мы смогли обсудить план наших действий… Да, пусть все идет своим чередом, так что продолжайте службу, как и предусмотрено судовой ролью.

…Океан лишь бугрился волнами, ветерок слабо тянул, а потому вахта у Александра выдалась спокойной, можно было и предаться размышлениям…

Знаменитый «угол» филателистов на углу Таганской площади был, как обычно, оживлен в этот субботний полдень и даже местами гудел, как потревоженный улей. Суббота – деловой день, в субботу сюда многие наведываются – вдруг да принесет шальная волна какую-нибудь неожиданность. Кто-то просто беседовал, кто-то показывал новинку своей коллекции в надежде, что она будет оценена по достоинству. Были и те, кто высматривал потенциальных продавцов или покупателей. Одеты все были по-разному, но без претензий. Среди филателистов авторитет определяется знаниями почтовых раритетов и обладанием достойной коллекции по той или иной теме. Даже наличие стоящего неподалеку автомобиля не являлось признаком благосостояния в филателистическом мире. Словом, весьма колоритная и разношерстная публика.

Игнат с Василием выбирали «тертого калача», которому можно было бы предложить добытый кляссер, – решили продать все сразу, оптом. Но и прогадать не хотелось. Наконец их взгляд остановился на худощавом парне, к которому подходили другие, что-то показывали, и он давал справку, словно оценивал показанную ему марку. Выждав момент, друзья подошли к нему – мол, не посмотрите ли, может ли это чего-то стоить?

«Калач» и вправду оказался тертым, глянул на марки, крякнул и, чуть покачав головой, произнес: «Такую коллекцию надо показывать Митричу. Тот и цену даст, и не надует». Увидев, что друзья утвердительно кивнули, «калач» почтительно сопроводил Игната и Василия к самому Митричу.

Марки с изображением советских орденов, введенных в обращение во время войны, были известны, но встречались редко, особенно в таком хорошем состоянии, а потому и стоили немало. Взять их за «пятачок», конечно, соблазн был, но можно и нарваться на неприятности, поди знай, кто такие эти продавцы, кто за ними стоит. Да и слыть обманщиком «калачу» не хотелось. Все-таки он считался экспертом и получал свои комиссионные при серьезной сделке, когда надо было давать цену согласно цюрихским или гиббонсовым каталогам. У филателистов своя этика.

Митрич, к удивлению друзей, оказался человеком молодым, в круглых очочках на таком же круглом картофельном носу. Мельком глянув на увесистый коричневый кляссер выпуска начала семидесятых годов, открыв всего пару листов и не спрашивая о цене, он коротко бросил: «Беру! Все или еще есть?»

При этом он достал бумажник и извлек оттуда три оранжево-красных купюры по пять тысяч рублей.

– Такие пойдут или по тысяче? – поинтересовался «купец».

– Лучше по тысяче, – среагировал первым Василий, молниеносно сообразивший, что удастся создать «нз» на их существование. Может, даже на несколько дней хватит, если обойтись без пива, казино и бильярдной. Знал, что Игнат может спустить пять тысяч в один миг.

Тут за спиной Митрича возник странный тип разбойничьей наружности, каких любят снимать в нынешних кино.

…Океан лишь бугрился волнами, ветерок слабо тянул, а потому вахта у Александра выдалась спокойной, можно было и предаться размышлениям…