Умение не дышать - Сара Александер Страница 43

– Это он пристрастил тебя к дайвингу!

– И что?

– Разве ты не понимаешь, как это опасно? У тебя крыша едет. Ты начинаешь верить в воспоминания про то, чего не было!

– Чего ты так боишься, Дил? Что я, по-твоему, могу вспомнить?

– Ничего. Нечего вспоминать.

– Да нет, есть. Мне нужно вспомнить, куда ходил отец. Думаю, ты уже знаешь это и прикрываешь его. Я вспомнила, что ты в тот день кого-то искал. Но не Эдди. Какую-то девчонку. Кто это был?

Диллон мотает головой:

– Ты чокнулась. В рыбу превратилась. И я все отцу расскажу. Он меня просил глаз с тебя не спускать. Одно мое слово – и он мигом очутится в бухте, и тогда все это полетит вверх тормашками.

Мне больших сил стоит не броситься к нему и не схватить его за горло. Но я сдерживаюсь и только скриплю зубами.

– Скажешь хоть слово отцу – тогда я ему скажу, что ты себя хочешь голодом уморить до смерти, и про слабительное скажу. И он тебя отвезет в ближайшую больничку. Там тебя запрут в палате и будут кормить насильно.

– Теперь это не разрешается, – слабо возражает Диллон. – Насильственное кормление приравнивается к пыткам.

– Нет, это разрешено. С кем-то из параллельного класса такое было.

Диллон плачет:

– Пожалуйста, не говори отцу. Я снова начну есть.

– Если съешь сэндвич, который я тебе приготовлю, и будешь держать рот на замке насчет дайвинга, тогда и я ничего не скажу.

– Ладно, – произносит Диллон голосом проигравшего.

Он тихонько всхлипывает, а я сажусь рядом с ним и смотрю, как он разламывает сэндвич на мелкие кусочки и проглатывает их с таким видом, будто это яд. Решаю, что насчет отца Диллон блефует. Домашний телефон не звонил сто лет, а мама говорит, что, когда звонят, она не берет трубку. Ну а вдруг все же это не блеф?

– Что ты сделала с моими таблетками? – спрашивает брат. – Они мне нужны. Как начинаю есть, у меня сразу запор.

– Я их выбросила, – отвечаю я. – Они опасны.

Диллон бросает кусок сэндвича на пол – совсем как капризный ребенок.

– Зачем ты был в баре вчера, Дил? Я-то думала, ты слишком болен и нигде не бываешь.

– Я не болен, и мне не надо есть. Я поехал туда, чтобы убедиться, что с тобой ничего не случится. Лара мне сказала, что вы туда собираетесь, и я за тебя боялся. Ты же не любишь ездить в город.

– Все со мной было отлично! Я для тебя доброе дело сделала – убрала Лару подальше от тебя.

– Элси, завязывай с дайвингом. Я боюсь потерять тебя.

– Ешь сэндвич, – говорю я в ответ. – Пожалуйста, просто ешь.

Позже, когда мы с мамой съедаем по две порции мороженого, я вынимаю упаковку слабительного Диллона из-под кровати, достаю свои мелочи из магазина «Superdrug» и прячу их в шкафчике в лодочном сарае.

Через неделю после возвращения Тэя мы с ним входим в море с берега на пляже в Роузмарки. Тэй идет за мной по дну, а я верчусь, кручусь и пробегаю пальцами по плетям водорослей, похожих на петрушку. Я красуюсь перед Тэем, и ему это нравится. Он смеется, и с его губ срываются пузырьки воздуха. Минуты, что мы проводим под водой, кажутся часами. А когда наши тела соприкасаются, гидрокостюмы словно исчезают, и мы превращаемся в двух существ, ловко перемещающихся в своей естественной среде обитания. Но все-таки Диллон ошибается: я не превратилась в рыбу. Я постепенно превращаюсь в воду – текучую, постоянно изменяющуюся. В океане я не гостья. Я – его часть.

Мы с Тэем играем в «камень, ножницы, бумага», и проигравший должен с себя снять что-то из одежды. Тэй проигрывает. Когда он снимает ласты, боты, маску и верхнюю часть гидрокостюма и прячет все это под скалой, мне становится жалко его. Он моргает, потому что соленая вода щиплет глаза, его руки в пупырышках «гусиной кожи», но все равно он улыбается.

Тэй выгибает спину, запрокидывает голову и ступнями дотрагивается до затылка. Получается почти идеальный круг. Я проплываю через этот «обруч», разворачиваюсь, плыву обратно под животом Тэя, и тут он выпрямляется и опускается ко мне, обхватывает меня руками и ногами и прижимается всем телом. А когда мы выныриваем, чтобы отдышаться, солнце обрушивается на нас.

– Мне надо отдохнуть, – тяжело дыша, произносит Тэй. – Мне за тобой не угнаться.

– Врун, – говорю я.

Я-то знаю, что он мне подыгрывает, не раскрывается полностью.

– Мне нужно беречь силы, – объясняет Тэй. – Мик меня гоняет по-черному в дайвинг-клубе.

Тэй считает, что Дэнни нужно дать время, чтобы тот остыл, поэтому в бухте я не бывала с того самого дня, когда Тэй возвратился, но между тем Дэнни остался мне должен пару уроков. Без уроков я проживу – теперь у меня есть Тэй, но я скучаю по «Черному ласту», Мику и другим ребятам.

Мы загораем, лежа на крупном розовом песке, пока наши гидрокостюмы сохнут на камне. Я говорю Тэю о том, что хочу вернуться к подводному ущелью. Он отворачивается от меня.

– Ты меня не слушаешь?

– Не слушаю, потому что это безумная затея.

Он говорит мне, что это невозможно. Говорит, что мне потребуется дополнительный балласт, что там слишком глубоко и холодно и что погружение слишком сложно с технической точки зрения. Что там непостоянные приливы и отливы, а течение слишком сильное. Еще он говорит, что не имеет никакого значения, надолго ли я теперь умею задерживать дыхание, – все равно это слишком рискованный замысел. Он перечисляет сотню причин, почему эта идея безумна. И тогда я заявляю, что я все равно погружусь там – с его помощью или без нее.

Тэй не шевелится. Лежит с закрытыми глазами. Я хочу, чтобы он открыл глаза и хотя бы на секунду посмотрел на меня и увидел, как это важно для меня.

– Это его могила. Место, где он встретил смерть. Я уже была совсем недалеко оттуда.

Тэй ложится рядом и целует меня. Он нежен, но обнимает меня слишком крепко.

– Отдохни тут со мной, – стонет Тэй. – Мы же не выдры. Мы люди. Мы должны проводить время по-другому.

В итоге я заключаю с ним сделку:

– Если поплывешь туда со мной, я разденусь.

Тэй лениво приоткрывает один глаз:

– Когда разденешься?

– Скоро, – отвечаю я.

– Пожалуй, я подумаю об этом, – говорит он и снова целует меня.

Мы медленно катаемся по песку до тех пор, пока какие-то ребятишки не перебираются через камни, за которыми мы прячемся от посторонних глаз. Мы слышим их смех. Они смеются над нами. Снимаю с камня наши гидрокостюмы, а Тэй в этом время пристально смотрит на что-то в воде.

– Видишь? – говорит он, улыбаясь от уха до уха.

Еще ни разу я не видела его таким красивым. Как ему идут щетина и длинные волосы! Солнце высушило соль в его волосах, и они словно бы покрыты блестками. Я вглядываюсь в ту сторону, куда указывает Тэй, но ничего не вижу.