Гордая американка - Жюльетта Бенцони Страница 44

– Вы здесь?! Кто позволил вам войти ко мне? Вон! Немедленно уйдите, не то я позову на помощь!

Взрыв неподдельного гнева, сотрясавшего молодую женщину, не произвел на него ни малейшего впечатления.

– Вчера вы поступили со мной совершенно неприемлемым образом. Мне необходимо было снова с вами увидеться, поговорить. Вы сами не оставили мне выбора, отказавшись меня принять.

Его слова нельзя было оспорить, однако Александра полагала себя вправе вести себя именно так, о чем и сообщила ему без обиняков:

– Чего же вы еще ждали? Вы повели себя со мной просто подло! Вы меня…

– Обнял… ибо мечтал об этом днями, ночами, целыми неделями. Я больше не могу молчать об обуревающих меня чувствах. Умоляю, зайдите на минуточку!

– Чтобы я зашла к вам?!

– Не ко мне. Я заказал это купе на имя несуществующей дамы, которая, естественно, не поспела к поезду. Я занимаю следующее купе. В соседнем с вашим купе вы не найдете ничего, кроме цветов.

Продолжая пожирать ее глазами, он толкнул дверцу, продемонстрировав ей настоящий лес из роз.

– Видите? Это не помещение для сна, а скорее гостиная. Прошу вас, войдите и присядьте. Просто выслушайте меня…

– И не мечтайте! Это недостойно меня.

– Достоинство! Только это слово я от вас и слышу! Но как вы поступаете с моим достоинством? Неужели вы считаете, что в мои привычки входит преследовать подлинную леди просто ради удовлетворения банальной похоти? Стоило мне увидеть вас тогда, на бульваре Мадлен – и я был ослеплен, очарован, околдован… Вы, с вашими белокурыми волосами, буквально светились! Если я позволил себе пойти за вами следом, то это был не машинальный рефлекс мужчины, которого влечет к миленькой девушке, но настоятельная потребность. Мне казалось, что, потеряв вас, я на всю жизнь лишусь чего-то очень важного…

– Вы не говорите всей правды: вы меня действительно потеряли, что не помешало вам появиться в «Максиме» с этой роскошной особой… кажется, Лианой де Пужи?

– Вы несправедливы, как все женщины! Лиана – просто друг, чудесная женщина, которой искусство жить, набожность и благородные чувства помогают преодолеть недостаточно уважаемое происхождение. Она вполне могла бы быть принцессой… Возможно, она ей станет!

– Понимаю. Вы искали в ее обществе утешения, ибо, потеряв меня, погрузились в траур…

– Как это ни покажется вам странным, именно так и обстояло дело. Сжальтесь же, снимите эти ваши американские доспехи, не будьте такой самоуверенной, попробуйте всего на мгновение проявить человечность! Побудьте такой же женщиной, как все остальные – чувствительной, хрупкой, способной проявить слабость…

– Где же у вас логика? Будь я такой же женщиной, как все остальные, разве вы забрались бы сюда? Кстати, я никак не дождусь объяснения, что вам тут понадобилось.

– Я уже сказал: я пришел говорить с вами, умолять вас…

– Но главное – застать меня врасплох и довести до победного конца низкий замысел соблазнителя!

Огонь страсти, горевший в глазах молодого человека, принял оттенок ярости.

– В таком случае, сударыня, я бы нагрянул к вам несколько позже, чтобы уж наверняка застать беззащитной.

– О, что за невиданная дерзость! Вы бы позволили себе вломиться ко мне и…?

– И сделать вас моей, не оставив вам ни малейшего шанса оказать сопротивление. Возможно, открыв благодаря этому, какая женщина дремлет у вас внутри, вы бы простили меня.

– Никогда! О, никогда! Какой ужас!

– Я действительно мог бы так поступить, если бы не питал к вам столь сильной любви. В том-то и беда, что я вас люблю…

– Это вы-то любите? – Она попробовала рассмеяться, но смех прозвучал ненатурально.

– Разве в это так сложно поверить? Александра, будьте же хоть на минуту честны сама с собой! Не вы ли сделали все, чтобы я оказался у ваших ног? Ваше кокетство…

– Отчего же мне не кокетничать, раз вы признаете меня красивой?

– Кокетство… и лицемерие! Либо в жилах ваших мужчин течет вода, а не кровь, либо они выкованы из неведомого мне металла. Как не лишиться рассудка, когда столь обольстительная женщина день за днем обдает вас ароматом своих духов, пленяет улыбкой; когда она подчиняется вам под звуки вальса, полуприкрыв свои прекрасные очи, когда вы видите, как округляются ее губы в опасной близости от ваших? Весь Париж знает, что я влюблен в вас, – и вы будете настаивать, что не имели об этом понятия?

Оба умолкли. Страсть, бушевавшая в груди у Фонсома, преобразила его. Никогда еще Александра не видела его таким красивым… и таким опасным. Ей внезапно захотелось избавиться от того, что он именовал ее доспехами, протянуть к нему руки, позволить ему обнять ее, унести неведомо куда, утопить в бурном потоке своей любви, которую так жаждало познать ее не до конца разбуженное тело. Под атласом корсета и кружевами декольте сердце ее билось, как сумасшедшее. Оно требовало: «Сдайся!» Но гордыня в очередной раз пришла ей на выручку.

– Признаюсь: я именно к этому и стремилась, – тихонько проговорила она, но тут же добавила: – Боюсь, вам никогда не удастся понять нас, американок. Верно, мы… не очень-то боимся рисковать. Мы не в силах отказать себе в том, чтобы обзавестись тем, кого мы зовем «admirer», то есть обожателем, однако у нас существуют строгие правила игры, установленные раз и навсегда. – Иными словами, у вас мужчина позволяет, чтобы его дурачили, высмеивали, превращали в комнатную собачонку, и не осмеливается подать голос протеста?

– А как же! Ведь это и так большая честь – когда красивая, видная дама позволяет ему сопровождать ее и оказывать всяческие милые услуги, делающие жизнь столь приятной…

Жан взирал на нее с неприкрытым изумлением. Горизонты, которые она ему приоткрывала, оказались недоступными его пониманию.

– И ваши… обожатели никогда ничего не просят в порядке компенсации своего внимания?

– Естественно, нет. Увы, иногда случается, что женщина забывает о своем долге и позволяет себе дать ему больше, чем требуют приличия, но в таком случае ей следует подальше спрятаться, иначе окажется под ударом ее место в свете, ее репутация в обществе…

Как ни был поражен герцог, тут он не удержался от смеха:

– Начинаю верить, что вам удалось воспитать новую расу мужчин – надеюсь только, что она приживется только по вашу сторону Атлантики.

– Не знаю никого, кто жаловался бы на такое положение, – с достоинством ответила она. – Наши мужья убеждены в нашей честности, а поскольку они в большинстве случаев трудятся, мы избавляем их от тревог, хотя ничто не мешает нам немного поразвлечься, нисколько не мучаясь угрызениями совести.

– И это вы зовете цивилизацией? Тогда трудно удивляться, что столько ваших соотечественниц предпочитают выходить замуж в Европе.