Дочь игрока - Рут Оуэн Страница 55

– Не совсем. Вот как я хочу тебя видеть. – Он ухватил ворот ее сорочки и одним движением разорвал тонкую ткань до талии.

Эдуард считал, что богатый опыт общения с куртизанками за последние годы застраховал его от любых сюрпризов. Но он ошибался. Под целомудренной ночной сорочкой Пруденс Уинтроп скрывала потрясающее тело, самое прекрасное, какое он видел в жизни. Ее фигурка сужалась в талии, которую он мог легко обхватить двумя пальцами, а затем расширялась к бедрам, казавшимся весьма пышными для такой стройной женщины. Белоснежную грудь, высокую и полную, венчали соски, такие эротично темные, что он застонал. Эдуард смотрел, как поднимается и опускается ее грудь, и чувствовал, что уже не в силах бороться со страстью.

Он хотел ее. Хотел до боли. Его жадный взор впился в нее, наслаждаясь чистым сиянием ее обнаженной кожи, от которого у него захватило дух. Он у нее не первый, но видит Бог, станет тем, кого она запомнит. Эдуард намеревался взять ее жестко, быстро, любыми способами, каких пожелает его тело, и он без церемоний начал снимать брюки.

Рина тихо ахнула, он поднял глаза.

Волосы волной упали на лицо Пруденс, делая ее еще более эротичной. Но из-за волны волос на него глянули зеленые глаза, и то, что он в них прочел, перевернуло его душу. Страсть. Желание. И страх. Великолепные волосы и божественная фигура принадлежали женщине, но смущенное выражение лица напоминало о той невинной девушке, в которую он влюбился. О девушке, которой не существовало.

Это обман. Должно быть обманом. Доказательство тому прозвучало из ее собственных уст. Ей не нужна была мягкость и нежность, и у него не было настроения их проявлять. Его тело жаждало бурного, жаркого совокупления; дьявол, она обязана дать ему хотя бы это, ведь она так подло обманула его. Эта женщина не заслужила тех нежных любовных игр, которые он приберегал для той Пруденс, которую любил. Она не заслужила…

– А, дьявол, – пробормотал он и прильнул к ее губам нежным страстным поцелуем.

Рина уже смирилась с тем, что Эдуард ее больше не любит. Она примирилась с тем, что он использует ее, а потом отшвырнет в сторону. Раз он отверг ее любовь, она могла отдать ему только свое тело и была готова пойти на это.

Но она не была готова к этому медленному, обжигающему, до боли нежному поцелую…

Он впился в ее губы с неутолимой жаждой, растопил ее неуверенность, словно воск на огне. Его язык ласкал ее так смело и интимно, что Рина ослабела. Она положила ладони ему на плечи – и чтобы не упасть, и чтобы, это главное, коснуться его кожи, неожиданно оказавшейся гладкой и упругой. Она упивалась его силой, едва сдерживаемой энергией, которую он излучал. Ощущала его крепкие мышцы, мышцы сильного мужчины, держащего себя в узде. Она не понимала этой перемены в нем, но спросить означало бы прервать этот пьянящий поцелуй, а Рина не в силах была этого сделать, как не в силах была перестать его любить.

Поцелуй Эдуарда становился все более страстным. Медленное биение началось в ней, словно далекий барабанный бой, который становился все громче и настойчивее. Ей хотелось, чтобы поцелуй длился вечно, и у нее вырвался слабый вздох разочарования, когда он его прервал. Но в следующее мгновение он нагнул голову и взял в губы ее сосок; ее пронзила молния, поразившая каждую частичку ее тела. Рина думала, что нет более интимного прикосновения, чем прикосновение его руки к груди. Но она ошибалась. Он провел по коже языком, потом втянул сосок в рот. Рина зарылась пальцами в его волосы, направляя его чудный озорной рот от одной груди к другой. Она вела себя бесстыдно, но ничего не могла с этим поделать. Казалось, тело действует независимо от ее воли. Томление, охватившее ее, стало почти невыносимо. Всхлипывая, она извивалась, сидя на жесткой коже седла.

Его тихий дьявольский смех был столь же чувственным, как и его поцелуй.

– Тебе нравится?

Она прикусила губу, заглушая стон, который мог бы поведать о мере ее блаженства. У нее еще осталось немного гордости, совсем немного. Она откашлялась и попыталась придать тону светскую невозмутимость:

– Я думала, что джентльменам полагается целовать леди только в губы.

Он бросил на нее взгляд, полный недоверия и насмешки:

– Тогда тебе еще многому предстоит научиться. Твой Квин не очень образован.

– Я тебе уже сказала, он не… – Ее протест захлебнулся – его ладонь оказалась между ее ногами.

Тонкая сорочка не была преградой его требовательным пальцам. Он гладил ее с безжалостной нежностью, прижимая мягкую ткань к распухшим, чувствительным складкам ее плоти. Казалось, время растягивалось и сжималось с каждым восхитительным поглаживанием. Дыхание вырывалось из ее груди короткими, тугими толчками. Голова запрокинулась назад, она стонала, соблазненная чувственной лаской. Ей казалось, что в ней живут два человека: уравновешенная, благоразумная Рина, все чувства которой крепко заперты, и новая женщина, бесстыдная и порочная, которая упивается каждым прикосновением графа.

– Посмотри на меня.

Рина подчинилась его приказу. В его взгляде тлел огонь, тот же огонь, который пылал в ней. Бисеринки пота блестели на его коже. Она ощущала жар его тела и исходящий от него острый мужской аромат. Она видела твердые желваки на его скулах, чувствовала напряжение каждого мускула его мощного тела и знала, что он из последних сил пытается контролировать себя.

– Отодвинься назад, – грубо приказал он.

Все еще окутанная сладким туманом страсти, она скользнула назад, к краю седла, пока не уперлась спиной в железный брус за ним. Эдуард взобрался на седло и посадил ее верхом на себя. Ее ночная сорочка спускалась на бедра, но под ней она была совершенно открыта, ноги ее были широко раздвинуты, и доказательство его страсти находилось всего в нескольких дюймах от нее.

Познания Рины в любовных играх были весьма поверхностны, но она была совершенно уверена, что женщина должна лежать на спине, а мужчина находиться сверху. Она никогда не представляла себе ничего столь шокирующего, как эта поза. Его руки обхватили ее обнаженный зад, обнаженная грудь Эдуарда касалась ее напряженных, чувствительных сосков. Она никогда не представляла себе, что самая интимная, самая потаенная часть ее тела может быть так открыта для мужчины и он будет волен сделать с ней все, что угодно. Она сглотнула слюну.

– Эдуард, разве мы не должны… лечь?

Его улыбка сверкнула в темноте подобно лезвию ножа.

– Я хочу, чтобы ты меня видела, – резко ответил он. – Хочу, чтобы ты видела все, что я буду с тобой делать. А когда я тебя возьму, я хочу, чтобы ты знала, что это делаю – я. Я!

Его последнее слово потрясло ее, уничтожило самообладание. Страсть, которую они оба сдерживали, прорвалась мощным потоком. Его рот и руки были повсюду, гладили, нежили и ласкали ее тело, доводя до безумия. Она выгибалась дугой, прикасалась к нему нетерпеливыми пальцами и осыпала страстными поцелуями, наслаждаясь вкусом, запахом, ощущением его тела. Плоть ее горела. Их руки и ноги переплелись, и она уже не могла бы сказать, где ее тело, а где его. А он все ласкал ее, гладил и сжимал повсюду, кроме того открытого, жаждущего места, которое больше всего его желало.