Анжелика. Том 3. Королевские празднества - Анн Голон Страница 8

— Ничего. Но я сам использую этот метод и нахожу его превосходным. Человек постепенно привыкает к яду.

— Вы думаете, что меня собираются отравить?

— Я так не думаю, моя дорогая… Просто я не верю в целебную силу рога единорога.

* * *

Затем пришло приглашение на королевскую свадьбу.

Оно вызвало бурю самых противоречивых эмоций, но Анжелику переполняли лишь радость и воодушевление при мысли о том, сколько приятных открытий и увеселений подарит им это путешествие. Однако были и те, кто смотрел на это событие иначе.

Но постепенно все вокруг осознали, насколько важно подписать договор и заключить мир, истинной гарантией которого станет династический брак между королем Франции и испанской инфантой.

Вельможи из числа французской знати, которые были приглашены на церемонию бракосочетания на манер старого призыва ost du prince [43], подтверждали таким образом свою верность и преданность монарху. Жоффрей решил, что сам он обязан этой честью вмешательству своего давнего противника — архиепископа Тулузского, который сопровождал кардинала Мазарини к границе.

Готовясь к знаменательному событию, мессир и мадам де Пейрак переехали в Бокер, город на берегу Роны. Жоффрей привез из Лиона известного торговца, за которым тянулся целый караван. Лучшие шелка города пошли на туалеты для молодой графини. Новые наряды были необходимы не только для того, чтобы блистать на многочисленных церемониях, сопровождающих свадьбу, но и для встречи августейших супругов, когда состоится их триумфальный въезд в столицу.

Анжелика с мужем собирались ехать в Париж вместе с королевским двором.

Молодой графине казалось, что двух карет, трех повозок и пары груженых мулов будет недостаточно для их многочисленного багажа.

Хотя и этот кортеж был довольно внушительным.

* * *

Итак, они покинули Тулузу ранним утром, до наступления жары.

Разумеется, Флоримон тоже отправился в путешествие вместе с кормилицей, няней и негритенком, который должен был веселить малыша, превратившегося в пышущего здоровьем пухленького ребенка с прелестным личиком маленького испанского Иисуса — черноглазого и кудрявого.

Незаменимая служанка Маргарита ехала в одной из повозок, присматривая за гардеробом своей госпожи. Куасси-Ба пошили три ливреи — одну великолепнее другой, — и тот, преисполнившись важности, словно визирь, восседал на коне, таком же черном, как его кожа.

Кроме того, с ними ехали верный слуга Альфонсо, четыре музыканта, включая любимца Анжелики скрипача Джованни, и некий Франсуа Бине [44], цирюльник, без которого Жоффрей де Пейрак никогда не пускался в путь. Слуги, служанки и лакеи дополняли кортеж, впереди которого двигались кареты Бернара д'Андижоса и де Сербало.

Взволнованная и поглощенная связанными с отъездом хлопотами Анжелика едва не пропустила момент, когда они покидали предместья Тулузы. Карета почти преодолела мост через Гаронну, как вдруг молодая женщина вскрикнула и высунулась в маленькое окошко.

— Что с вами, моя милая? — спросил ее Жоффрей де Пейрак.

— Я хочу еще раз взглянуть на Тулузу, — ответила она.

Анжелика рассматривала раскинувшийся на берегу реки розовый город с устремленными ввысь стрелами соборов и непреступными башнями ажурных колоколен. Внезапная тревога сжала ей сердце.

«О Тулуза, — прошептала она. — О наш дворец Веселой Науки!»

У Анжелики появилось предчувствие, что больше она их никогда не увидит.

— ЧТО же это такое! Ну почему, когда я так страдаю, мне еще приходится терпеть вокруг себя сборище глупцов! Если бы не мое положение в обществе, я бы немедля бросилась вниз с этого балкона, лишь бы не влачить столь жалкое существование!

Услышав горькие слова и жалобы, произнесенные скорбным голосом, Анжелика выбежала на собственный балкон и на соседней лоджии увидела довольно крупную женщину в ночной рубашке, которая сидела, спрятав лицо в носовой платок. Какая-то дама кинулась к ней, вторая суетилась рядом, размахивая руками, словно ветряная мельница, но женщина продолжала рыдать.

— Дура! Дура! Оставьте же меня в покое! Из-за вашей бездарности я никогда не буду готова! А впрочем, какое это имеет значение. Я в трауре, и мне остается только заживо похоронить себя в моем горе. И не важно, что я буду причесана, как пугало!

Она отняла от лица платок и откинула назад густые светлые волосы, показав залитое слезами лицо. Это была дама лет тридцати, красивая, аристократичная, хоть и немного грузная.

— Если мадам де Вальбон больна, то кто же займется моей прической? — продолжала она трагическим тоном. — Ведь у всех вас умения не больше, чем у медведя с ярмарки Сен-Жермен!

— Мадам… — вмешалась Анжелика.

На этой узенькой улице в Сен-Жан-де-Люзе балконы крошечных отелей, битком набитых придворными, почти соприкасались.

И поэтому каждый принимал живейшее участие в жизни соседа. Хотя слабый, робкий рассвет цвета анисового ликера едва занялся — город уже проснулся и гудел, словно улей.

— Мадам, — продолжала Анжелика, — могу ли я быть вам полезной? Я слышала, что вы расстроены из-за прически, а у меня служит искусный цирюльник, и у него есть всевозможные щипцы для завивки и пудра… Он в вашем распоряжении!

Дама вытерла платочком свой покрасневший, немного длинный нос и глубоко вздохнула.

— Дорогая, вы так любезны! Разумеется, я принимаю ваше предложение. От моих слуг сегодня утром не приходится ждать ничего путного. Из-за приезда испанцев они все словно лишились рассудка, можно подумать, что их отправили на поле битвы во Фландрию! Но я вас спрашиваю — кто он такой, этот испанский король?

— Испанский король, — рассмеявшись, ответила Анжелика.

— Подумаешь! В любом случае, его род не может сравниться по знатности с нашим. Конечно, испанцы купаются в золоте, но они едят репу и еще более скучны, чем вороны.

— О, мадам! Не разочаровывайте меня! Я так мечтаю быть представленной всем этим царственным особам! Говорят, король Филипп IV и его дочь инфанта сегодня прибывают на испанский берег реки.

— Вполне возможно. Но, так или иначе, я все равно не смогу их приветствовать, ведь с такими проволочками мой туалет никогда не будет закончен.