Все оттенки боли - Наталья Штурм Страница 17

— За ночь работы?! — не поверила я.

— Да. Это фантастика, но факт. — сама удивилась Светка.

Ну, конечно, я согласилась! Вот если каждую ночь так зарабатывать, то за месяц можно получить зарплату народного артиста! Стоп… Но где взять машинку?

— У него есть портативная машинка «колибри». Механическая, конечно. Так что тебе предстоит помучиться… Но это очень хорошие деньги!

Конечно, я была дико благодарна Светке, которая в поисках клиентов специально съездила в МГУ и отрыла где-то в библиотеке щедрого «предателя Родины».

Заказчик по телефону продиктовал мне адрес: «Смоленский бульвар, угловой дом. пятый этаж, три звонка». Просто чудо, что в центре, хотя я бы поехала и в Бирюлево.

Коммуналка оказалась адекватная, без шарахающихся пьяных соседей и визгливых детей. Мой работодатель владел комнатой метров восемнадцати, в меру меблированной, с мутными окнами на Садовое. На столе стояла древняя латинская машинка цвета хаки, и мне она показалась даже уютной.

— Я вам мешать не буду. Спокойно работайте, вас никто не потревожит. В холодильнике сыр. колбаса и минеральная вода. Я приеду завтра днем, приму у вас работу — тогда и рассчитаемся.

Договорились?

— Конечно! — с готовностью ответила я. довольная удачной халтурой.

Парень ушел, а я уселась работать.

Горячий темперамент выдавал сто знаков в минуту. На русской было бы двести пятьдесят ударов, но тут приходилось перепроверять почти каждое испанское слово. Замедляла процесс и сама машинка. Поскольку нас учили работать на электрических аппаратах, механические тугодумные клавиши не справлялись со скоростью пальцев и металлические литеры конвульсивно сбивались в кучку.

Приходилось разбирать их вручную и притом нежно — машинка чужая. Также процесс тормозил рычаг перемещения всей каретки к началу строки. На курсовых Optima электрическая каретка летала от нажатия клавиши. Здесь же я чувствовала себя и кочегаром, и машинистом поезда из фильма «Адъютант его превосходительства». И уголь в топку подбрасывала, и за дорогой следила, и на паровозном гудке руку держала.

««Литерный» проследовал Батайск», — сказала я себе, напечатав сорок страниц. От усталости свело шею, болела спина. Текст перед глазами начал расплываться. «Нет, я так просто не сдамся!» Съела бутерброд, выпила воды. И села снова. И опять по новой: буквы, рычаг, кучка литер, разбор, правка ластиком и попытка попасть в ту же букву. К пяти утра, перейдя на семидесятую страницу, я сказала вслух:

— «Литерный» проследовал Мамаев-курган.

И заплакала.

Мне вдруг стало так жалко себя. В чужой квартире, ночью, работаю «на дровах», чтобы заработать себе на туфли.

Тетя часто приезжала из Еревана и всегда привозила подарки. Но однажды она привезла белые тапочки из нежнейшей кожи с белой сеточкой по бокам. Кожаные завязки шнуровали щиколотку на манер греческих сандалий, и тогда я узнала, как выглядит счастье. Я их мяла, нюхала, гнула и. вообще, готова была с ними спать. Стоили они дорого, поэтому их можно было только купить. Муж тети работал директором обувной фабрики, и цену они назвали настоящую, без накрутки.

Бедным редко дарят что-то хорошее — скорее, отдают ненужное. Туфли были, к сожалению, хорошими, поэтому могли быть только проданы.

И теперь я за одну ночь могу их купить! Это огромная удача, а я сопли мотаю…

Часам к восьми я поняла, что последние двадцать страниц мне уже не напечатать. Напряжение глаз, туловища, концентрация внимания подошли к нулевой отметке.

Мой поезд встал.

Я поставила будильник на двенадцать часов, чтобы успеть допечатать текст к приходу заказчика.

Прекрасная кровать с упругим матрасом и чистым бельем приняла меня в свое лоно. С блаженной улыбкой я вытянула уставшее тело и тут же отрубилась.

Сладкая слюнка уже готова была стечь на подушку, но тут я проснулась от страшного зуда. Включила настольную лампу, выпрямила ее гибкую «шею» и, как с металлоискателем, прошлась по стенам в поиске комаров. Одного нашла, убила, успокоилась, легла. Но через пять минут все повторилось снова, только в усиленном режиме.

Все тело чесалось и жгло. Мелкие волдыри покрыли ноги, руки — все. что доверчиво оголено. Я догадалась, что меня кусают паразиты. Но не знала, какие и почему их так много. Исследование постельного белья навело на мысль, что это не кровать, а настоящий клоповник.

Я тут же вспомнила старушек из поезда… С чего они взяли, что сейчас лучше? Эту коммуналку проще было взорвать, чем лечить, — вся больная насквозь. Как тут люди живут? И можно ли это назвать жизнью?!

Одно понятно: чтобы спасти себя от насекомых, нельзя больше ложиться в кровать. Слава богу, «животных» нет хотя бы в стуле — съели бы зад.

Я снова уселась за машинку. К полудню напечатала оставшийся текст и уснула, положив голову на клавиатуру. Литеры тут же судорожно сбились в кучку — я их не разбирала…

А к середине дня приехал свежий заказчик.

Стараясь не разбудить, гуманно вытянул из-под моих рук папку с работой. Читал стоя, а я спала и мне снились пытки.

— У вас много ошибок. — наконец разбудил меня парень.

Я мигом проснулась, потому что наступал главный момент.

— Меня всю ночь кусали ваши клопы. Сколько ошибок — столько клопов. — ответила я без кокетства.

Заказчик почему-то очень смутился, как будто это было новостью для него. Но тут же взял себя в руки и сказал:

— Надо было в тарелку налить клей и добавить немного крови. Клопы — чуткие, полезли бы и прилипли.

Я внимательно посмотрела на него.

— Извините, не догадалась…

Ну зачем сейчас спорить о методах борьбы с насекомыми, когда парень должен комфортно себя чувствовать перед расставанием с деньгами?!

— Я вычту с вас за ошибки. С меня двадцать рублей, — по-капиталистически беспощадно заявил будущий эмигрант.

Наверное, на мне репетирует, чтобы сразу вписаться в буржуазный стиль жизни.

А я и не расстроилась. Взяла, потому что на туфли все равно хватает. И спасибо еще сказала. Ведь я униженная, юридически безграмотная гражданка СССР, которая не заключает договоры на оказание услуг, не берет предоплаты и вообще не имеет право на индивидуальную трудовую деятельность.

Это еще раз подтвердило слова Светки, что хозяин — барин. Восемнадцать часов работы не разжалобят и клопы, более чуткие, чем работодатели.

— Мог вообще не заплатить, кстати, — брезгливо поджала губы Светка. — И ничего бы мы ему не сделали. Он еще порядочный оказался. Ббльшую часть отдал.

Она забыла, что сама его нашла в библиотеке, и говорила теперь о нем как об уличном аферисте.

— Значит, больше не работаем частным образом? — расстроилась я.