ЭмоБоль. Сны Кити - Антон Соя Страница 24

Всё утро Милка крутилась перед зеркалом, примеряя выданное ей из моих запасов платье пятилетней давности и вызывая у меня крайне противоречивые чувства. Очень хотелось дать ей пару раз по вертлявой заднице и прекратить суету, и в то же время я ловила себя на том, что поневоле любуюсь двоюродной сестрицей. Просто я в молодости. Лет пять назад. Но только до того момента, как Милка откроет рот. А если учесть, что он у неё почти никогда не закрывается, желание слегка побить её уверенно побеждало мою ностальгию по недалекому прошлому. И такая внутренняя борьба неизменно повторялась уже четвёртый день моего неусыпного няньканья с позёркой из Тулы. Да-да, именно позёркой, потому что Мила за два года умудрилась измениться до неузнаваемости в своих взглядах на жизнь и внешнем облике. Во всяком случае, ей хотелось бы так думать. Я же, забирая её у отца четыре дня назад, увидела всё ту же гламурную дурёху, только теперь с винтажным эмо-имиджем и запаренным, отшлифованным глянцевыми истинами маленьким мозгом. Крашенные в чёрный цвет волосы, перетянутые розовой ленточкой, килограмм чёрных теней вокруг глаз, прикрытых косой чёлкой, футболка в чёрно-розовую полоску, вансы на ногах, два чёрных колечка в пухлой нижней губе, чёрные обкусанные ногти.

— Что за маскарад? — спросила я, обретя возможность говорить после первого шока. — Я думала, что все позёры вымерли, как мамонты. Или в Туле всё ещё плейстоцен?

— Чего в Туле? — удивилась Милка. — Прикалываешься? В Туле — гопник на гопнике. А меня просто эмо-стиль прикалывает. Ну и что, что не модный? И я не позер! Я даже эмокор слушаю!

— Где ж ты его откопала? На «Ретро-ФМ»?

— Я думала, тебе понравится. Не ожидала, что ты на меня так наедешь. Меня и так все вокруг либо поучают, либо презирают, гнобят и игнорят.

— Ничего глупее придумать не смогла? Стать эмо, чтобы понравиться двоюродной сестре из Питера?

— И всё не так ты говоришь! Я такая, потому что мне нравится стиль, и ещё потому, что я разочаровалась в любви. Потому что всем нужен только секс, а над чувствами они только смеются. А ещё я эмо, чтобы позлить одноклассниц. Они такие тупые! Мечтают о силиконовых губах и о браке с богатым москвичом. А, и еще попасть в телик. Больше их ничего не интересует. Они даже книжек не читают!

— А ты читаешь? Что-то я не наблюдала у тебя раньше любви к чтению.

— Читаю, представь себе! Одну книгу точно прочитала, хоть ты мне и запрещала. И знаешь, Катя, я горжусь, что у меня есть такая сестра. Можно я буду называть тебя Кити?

Так вот где корень зла. Сперва я была готова закатить жёсткую истерику, но, посмотрев в круглые честные глаза Милы, лишь рукой махнула от досады. Гордится она мной, блин. Глупость, но приятно.

Первым делом дома я свою сестру отмыла и переодела. Мне все-таки ходить с ней вместе. Она, впрочем, и не сопротивлялась особо. Так, посопела, побубнила себе под нос. Воспитательных бесед с Милой я решила не проводить. На своём опыте знаю, что они в таком случае работают с обратным эффектом. Да и забавно было покопаться в своём гардеробе пятилетней давности. Словно села в машину времени и попала туда, куда в последние годы моя память не доходила. В доегорье. Анаграмма из имени Егор — «горе». Вот что мне сейчас, пока я писала, пришло в голову. Но вернёмся к нашим баранам, в данном случае — к овечке Миле. Мои знаки родственного внимания в виде одежды Мила приняла как начало большой дружбы и нагрузила меня по полной программе своими писечными проблемами и любовными историями с такими подробностями, что я периодически краснела. Опыта, а вернее, опытов обычной на вид девчонки, хватило бы на месяц передач «Секс с Милой Зерновой», но заканчивались все истории одинаково. Мила разочаровывалась в «любимом и неповторимом», потому что он оказывался «настоящим козлом». Из ямок от копытцев они там все воду пьют что ли? Ну, а козёл и овечка — они, между прочим, не пара. Так Мила и поняла, что её интересуют настоящие искренние чувства, а это, несмотря на весь мой скепсис, не могло не радовать. За четыре дня меня посвятили во все тонкости и перипетии личной жизни современной девятиклассницы, не интересуясь, хочу ли я вообще погружаться в эту круговерть. Никакие мои колкости и насмешки не могли остановить душевных излияний кузины, она решительно погружала меня в мир своих недозрелых терпких чувств, прерываясь только на сон и сидение «вконтакте». Спасибо спецслужбам за разработку социальных сетей — если бы не они, где бы сейчас паслись целыми днями все молодые овцы и бараны? Ещё Мила молчала в кинотеатрах, поэтому мы были там четыре раза за четыре дня. В понедельник и вторник я таскала Милу на работу, разумно прикинув, что лучше потерпеть её общество, чем разыскивать её по всему городу. Запирать её дома на весь день я посчитала слишком радикальным вариантом. В салоне Миле очень понравилось. Ожидаемо понравилось. А вот то, что моя полоумная сестрица понравится нашей тёплой компании, для меня стало сюрпризом.

— Вот чучело, из-за которого мы с Риткой не сможем поехать с вами на фест. Можете его ритуально сжечь.

Так я представила сестру в понедельник Мурзиле, Дэну и Тарасу Но, как ни странно, Милку не линчевали, и вскоре я слышала её довольный смех, доносящийся из разных углов салона, — то вперемежку с оглушительным хохотом Мурзилы, то с шепелявеньем Дэна, то с хихиканьем Тараса. Может, только меня так раздражает эта малолетка-нимфоманка? В конце дня Дэн выразил общее мнение о Миле в одном слове — «доставляет».

— Своим слабоумием? Выносом мозга? — удивилась я.

— Просто девчонка, которая не боится быть смешной, — сказал Тарас. — Искренняя, милая и очень открытая.

Насчёт открытости я согласна. Открыта Мила всем и всегда. Я бы многое в ней надолго позакрывала. Милая Мила просто цвела от комплиментов и напрашивалась стать моделью любых татуировочных изысков своих новых друзей. После совершеннолетия, естественно. Хорошо, что ребята уехали и салон закрылся, а то я бы не выдержала этого елейного благолепия всеобщей любви к Миле. Меня, вероятно, охватила ревность. Не очень приятно себе в этом признаваться, но факт. Милка вообще, как ни странно, стала катализатором моих внутренних душевных процессов, спровоцировала движение забытого самокопания и заставила взглянуть на себя в непривычном критическом ракурсе, что иногда очень даже полезно. Стала, например, Мила мне как-то рассказывать о своём лесбийском опыте, а конкретнее — о том, как ей не понравилось целоваться с одноклассницей в школьном туалете, и вырулила на нас с Ритой, мол, мы, вероятно, очень любим друг друга, раз живём вместе.

— Не твоё щенячье дело, — отрезала я. — Кстати, мы с Ритой не целуемся (соврала я). Мне тоже не нравится целоваться с девушками. Я не лесбиянка. А вот заниматься сексом с Ритой мне нравится. Сексом, а не любовью. И ставим здесь точку.

Но Милу же без кляпа не остановить.

— Значит, ты не любишь Риту. Зачем же ты с ней живёшь? Она-то тебя точно любит. Я видела, как она на тебя смотрит. Ты спишь с человеком, которого не любишь? Это же нечестно, неправильно и совсем не по-эмовски.

— По-эмовски, не по-эмовски — мне не тринадцать лет. Дорастёшь до двадцати, тогда поговорим. Мы живём с Ритой, потому что нужны друг другу. Тебе, курице, не понять.