Все оттенки боли - Наталья Штурм Страница 25

Таня тоже купила цветы, хотя в ее истории она не лишилась девственности лишь потому, что так захотел «извращенец» Мухаммед.

Не станем пересказывать юность Татьяны и детально описывать, как из нее ваяли совершенную женщину. Если бы тогда родители узнали, что она вытворяла, то наверняка «скульптору» оторвали бы руки. Но не пойман — не вор. и Мухаммед благополучно отбыл к себе на родину, внеся в биографию поэтессы Тани деликатную историю о несчастной любви с открытым финалом.

Обычно мужчины запоминают женщину, которая ему «не дала». В случае с Танькой произошло наоборот. Мухаммед стал ее навязчивой песней аксакала — без конца и все о том же.

Вот уж поистине сладостные мгновения — представлять близость с мужчиной, который был рядом и остался недоступен. Танька, словно мазохистка, жаждала новых страданий — она болела Мухаммедом, его пренебрежением, его жестокостью. Твердо решила — хоть из-под земли, но она выроет его и заставит любить себя. Даже если ради этого придется драться с его женой.

Во внутреннем дворе сидели и резались в нарды мужчины. Кучками грудились над деревянными досками и шумно реагировали на игру.

— Баилово? Ну да, тебе сюда, — на русском языке ответил участковый милиционер, показывая рукой прямо. — Ты кого ищешь?

— Спасибо! Я по номеру дома найду! — лучезарно поблагодарила Танька и заспешила вверх по мощеной улице с низкими балконами, до которых можно было дотянуться рукой.

— Лучше по фамилии, проще будет, — порекомендовал участковый и подошел к игрокам.

Татьяна поднялась в гору и наугад зашла в следующий двор — там тоже мужчины играли в нарды.

На одной из построек она углядела какую-то бумажку с фамилиями.

— Расписание. — прочла вслух Таня.

Под заголовком шли фамилии семей: Гасанов. Мамедов. Акопов. Гаджиев. Саркисян. Кац. Для чего этот список, Таня не поняла, поэтому обратилась к двум женщинам, тут же неподалеку стиравшим белье.

— А, это чья очередь стирать. Видишь, дорогая, в понедельник жена Гасанова стирает, во вторник — Лейла Мамедова, в пятницу — Сара Кац.

Женщины стали разговаривать между собой на азербайджанском, и Таня направилась было дальше.

Тут во двор зашел тот же участковый и до нее донесся разговор:

— Как дела? Все спокойно у вас? Никто не хулиганит?

— Да, да, здоровья тебе. Вагит.

Мужики что-то протянули ему. и участковый отправился дальше.

— А зачем милиционер ходит по дворам? Что-то случилось? Таня решила, что участковый преследует ее.

Женщины удивленно посмотрели на девушку:

— Ничего не случилось, обычная проверка. Зачем ходит? Так ведь никто не работает, каждый платит ему по десятке, он и не трогает. Поди, плохо — по двести пятьдесят с одного двора собирает! А ты кого ищешь? — вытерла руки о фартук та, что помоложе, в косынке.

— Я ищу Мухаммеда — мы вместе с ним в МГУ учились. Не поможете найти? — с надеждой спросила Таня и показала адрес на бумажке.

— Ааа, — протянула соседка, забирая бумажку, — это же Карины муж. Он учителем в школе работает. Так его дома-то сейчас не будет, тебе лучше с его женой поговорить. Сбегай за Кариной, — хлопнула она по попе подвижного пацаненка, который крутился возле.

— Как вы тут живете, хорошо? — поддержала разговор Таня, которая еще не решила, нужна ей жена Мухаммеда или нет.

— Да как! — рассмеялась та, что постарше. — В тесноте, да не в обиде! Семь человек на десять метров, общий кран, стирка по очереди. Зато море видно! Лучшее место в Баку наше Баилово!

Таня огляделась вокруг и поежилась:

— А туалет у вас здесь есть?

— Нет. Это. дорогая, в соседний двор нужно идти. Пойдем, провожу.

Молодая тетка в косынке, сопровождая Таньку, болтала без остановки:

— Кажется, что здесь жить нельзя? Вот и ошибаешься! Наш двор — это наша семья. Всех по именам знаем. У нас многонациональный город — и армяне, и евреи, и татары, и украинцы, и лезгины. Вот позавчера у семьи Джафаровых крыша на кухне обвалилась — так весь двор их спасал.

— Как крыша обвалилась? — изумилась Танька, пытаясь пристроить зад точно над дыркой туалета.

— Так ведь самостройка же! Один этаж есть, к нему пристраивают второй этаж и еще комнаты сооружают, если получится. В каждой комнате по семье. Отапливать нельзя, потому что печку не разрешают строить. Вот так и живем — тесно, но дружно.

— А на что же вы живете, если мужья не работают? — потрясла задом Танька и натянула трусы «неделька».

Разговорчивая тетка с интересом разглядывала Танькино белье.

— Красивая ты какая. Барыня прям. — восхитилась она. всплеснув руками.

— На рынке, наверное, торгуете? — поделилась единственными познаниями об азербайджанской культуре девушка.

— И на рынке торгуем, когда из Москвы товар привозят. Шестьдесят пять рублей югославская ночнушка стоит, а у нас ее за триста пятьдесят продают. Или духи «Клима». В Москве они двадцать пять стоят? А здесь за сто рублей идут. На Кубинке каждая улица под свой товар торгует. На одной только еда: чайхана, плов. Другая улица — только шубы. Есть улица, где только анаша продается. На четвертой улице — белье. Почти такое же красивое, как у тебя. Вот ты где свое покупала, на рынке?

— Мне папа из Парижа привез, — скромно ответила Таня.

— Ааа, — не поняла тетка, — из Парижу здесь многие бирки делают… А вообще, у нас мужики хорошо зарабатывают. Мой, например, на стройке работает. В бригаде пятнадцать — двадцать человек, половина из них «мертвые души», поэтому зарплата выходит по триста — триста пятьдесят рублей. Половину, конечно, прорабу отдаем, как положено…

— Так много? — удивилась Таня, муж которой получал официально значительно меньше.

— У моего мужа девять трудовых книжек! — гордо произнесла тетка и белозубо рассмеялась. — А ты зачем Мухаммеда ищешь? По работе или так?

Таньке вдруг дико захотелось материнского участия. Эта болтливая в косынке располагала к задушевности: и в туалет отвела, и про все нелегальные схемы распределения заработной платы рассказала. Или дура, или просто добрая. Татьяну устраивало и то и другое. К тому же у тетки была большая грудь, а на ней всегда хочется поплакаться.

— Мухаммед — мой любовник еще со школы, — прошептала Таня тетке в ухо. — Только не говорите никому!

Последняя фраза была наша, классная, из девятого «Б». Никому не говорить божились на месте и «зуб» давали, отвечая за слова. Правда, через пять минут разбалтывали все следующим подружкам, которые тоже «давали зуб». Если проверить, кто в результате оказался «могилой» и не выдал тайны, уверена, половина будет с беззубыми ртами.

— Су-у-учка этакая! Вы посмотрите-ка на нее! — вдруг заголосила не своим голосом «добрая» тетка. Она сорвала с головы пеструю косынку, расшитую «золотыми» нитями, и крест-накрест отхлестала Танькину физиономию.