Колыбелька из прутиков вербы - Галина Артемьева Страница 47

– Ты дома? – выскочило сообщение от мужа.

Видимо, всерьез боится, что она к нему в Стерлитамак прилетит, поняла Наташа.

– Дома, – ответила она.

Игры кончились, и ей не хотелось интриговать.

– До встречи, – выскочили слова.

– Спокойной ночи, – пожелала Наташа.

Она вышла на страничку мужа, хотела посмотреть на его последние записи. Записей никаких не оказалось, понятное дело, у человека дел было по горло, не до ФБ. Вдруг в списке его друзей мелькнуло знакомое до боли лицо: «главбух» в ботфортах. Вот какие дела! Что называется, «у меня секретов нет, слушайте, детишки». Она посмотрела на женщину мужа. У той на страничке был выложен полный подробнейший отчет о ее поездке в Прагу с «любимым человеком». Имя любимого не разглашалось, ни одного фото, где она была бы вместе с ним, не было. Но некоторые детали имелись. Вот хвастливая картинка их с любимым номера в пятизвездочном отеле. Повсюду разбросаны предметы мужской одежды, ничего не говорящие чужим, но до боли знакомые Наташе. Или фото в ресторане – изысканные блюда и мужская рука, поднимающая бокал с красным вином. Собственно, только часть руки. Пальцы, знакомые до боли. Всего по чуть-чуть. Но и тут – доказательства. Неужели он не знает о ее путевых заметках? Или значения не придает?

Впрочем, какая разница? Ей нельзя думать о том, что он там знает и чему придает значение. Ей надо думать о себе, о том, как выдержать и выжить. На остальное – плевать.

Наташа улеглась поздно. Все никак не могла заставить себя заснуть. Завтра ей предстоял день, которого она боялась. Его надо будет как-то прожить и пережить. Переступить и идти дальше, не оглядываясь. Ей нельзя было думать, что будет с их общим домом, что скажут родители – ее и его, как воспримет все Лялька. Это слишком страшные мысли. Это – нельзя. Это уж как-нибудь само, как получится.

Она стала представлять себе встречу с мужем. Вот он войдет. Наверняка с каким-то подарком. Нет, из Праги он ничего привезти не сможет, он же не в Праге. Ну, конфеты какие-нибудь купит. Или букет. Вот! Букет, конечно! Самое нейтральное. Букет – типа – я скучал и помнил.

И что ей делать? Может, прям букетом дать в морду? Как веником, отхлестать? Нет, цветы ни в чем не виноваты. Она поставит цветы в вазу. Он за это время разуется, пойдет в ванную, руки помоет, лицо. Потом зайдет в комнату. А дальше?

Тут даже гадать не надо. Он скажет, что жутко устал, нечеловечески. И что ему бы поспать, но надо на работу заехать. Или завалится поспать. А перед тем предложит ей вечером в ресторан пойти, на романтический ужин. Ляльки нет, значит, можно красиво посидеть вдвоем. Попросит ее выбрать ресторан и отойдет ко сну. Вот как-то так.

Нет! Так было бы, если бы ей нечего было сказать. В их обычной прежней жизни. Он бы спал. Она бы искала новый ресторан, в котором они еще не были. Спрашивала бы у друзей в ФБ, что они порекомендуют. Думала бы, старалась. Забудь!

Значит, так. Когда он войдет в комнату, вымыв свои руки, она спросит его, как поездка. Как Стерлитамак? Что за место вообще такое? И он тогда скажет, что ничего особенного. Дыра. И после этого точно заявит, что жутко устал. И вот тогда она спросит:

– Ты хорошо помнишь, где именно ты был?

– А ты нашла у меня признаки маразма? – скажет он.

Ну, что-то такое. Или про болезнь Альцгеймера упомянет.

– То есть – Стерлитамак? – уточнит Наташа.

– Ты чего, маленький мой? – заглянет он ей в глаза.

У него всегда так здорово получалось заглядывать ей в глаза. Наташа сразу прочитывала в его взгляде любовь и нежность. И никаких вопросов не оставалось.

– Я тебя еще раз спрашиваю: Стерлитамак? – произнесет она.

– Что ты имеешь в виду? – встревожится он.

Да-да! Вот тут самое время настанет, когда пора уже будет тревожиться.

– А в каком отеле ты там останавливался? – поинтересуется Наташа. – Хорошее пиво в Стерлитамаке?

– Отель как отель, не помню название. Привезли, заехал, поработал, увезли. И пиво – ты о чем? Я не знаю, какое там пиво. Не пробовал, – вот так он ответит.

Встревожится к этому времени, конечно. Что-то учует не то.

Ну, можно будет, как в сказке, спросить насчет еще кое-каких деталей Стерлитамака. Например, понравился ли ему в Стерлитамаке Карлов мост. Или – много ли народу в это время года в Стерлитамаке толпится на Староместской площади перед ратушей с астрономическими часами, когда они бьют полдень?

Хороших вопросов можно припасти много. И тут уж он будет приперт к стенке. Но все равно станет все отрицать. Говорить, что кто-то на него клевещет, по ходу дела. А она верит дурацким сплетням, которые для того и распространяют, чтобы нарушить мир в их прекрасной семье. Про зависть людскую скажет обязательно.

Наташу передернуло. Она так ясно увидела и прожила весь воображаемый диалог с мужем, что ей прямо дурно стало. Она дошла до самого кульминационного момента, когда наступит пора предъявить доказательства его лжи и измены. И богатая ее фантазия отказывалась вести ее дальше. Что-то в ней противилось изо всех сил. И Наташа поняла, что все будет совсем иначе.

– Театр кончился. То, что произойдет между нами завтра, не театр, не представление. Это наша жизнь, которой предстоит закончиться после нашего разговора, – объяснила она сама себе. – А если это не театр, если все серьезно и по-настоящему, то незачем и комедию ломать, и сеансы с разоблачением устраивать. Надо расставаться по-человечески. Нам еще Ляльку вместе растить. Лялька-то ни в чем не виновата ни перед кем из нас. Поэтому – шуток не будет. И унижений не будет. Она знает чужой секрет. Пусть постыдный, но чужой. Ей больно. Но так и должно быть. И ему будет больно. И это понятно. Он потому и таил, что никакой боли причинить ей, своей жене, не хотел. Да, она приняла решение, она решила не продолжать. Но если суждено им попрощаться, она сделает все, чтобы произошло это достойно.

Вот на этом она и порешила. И сердце ее стало биться ровнее.

Прошел месяц со времени тех пражских событий, встреч и разговоров. Варя, вернувшись в Москву, встречалась с Наташей, всерьез сдружившись с ней. Наташа сильно изменилась со времени их августовской встречи. Осунулась, посерьезнела.

Она сумела объяснить мужу, что их прежняя жизнь кончена. Дальше их дороги расходятся. Он долго не мог и не хотел верить, потом поверил и стал винить во всем женщин: ту, с которой он совершил вылазку в Чехию, и, конечно, жену, не пожелавшую его понять. Заявление о разводе в суд подала она. Он поначалу возражал, потом принял все как есть. Вскоре должен был настать официальный конец их супружества.

– А что Франтишек? – спросила недавно Варя.

– Я скоро полечу к нему. Повидаемся. И кто знает? Все может быть…