Прозрачные леса под Люксембургом - Сергей Говорухин Страница 51

Леха покосился на него.

– Так можно бросить машину…

– Такую машину нельзя бросить, – спокойно возразил Семенов.

– Ну, тогда мы без вас…

Выпили, звонко и строенно чокнувшись.

– Что, Женька, совсем ничего? – спросил Леха.

– Ничего, Комарик, ничегошеньки. Да, по-моему, все наши в таком положении.

– Да-а… А, помнишь, какие были надежды? Бегали с какими-то фиговыми пьесами, обивали пороги редакций. Казалось, вот-вот…

– Не помню, – отрезала Женька. – А вы, Тома, у кого работаете?

– Леша преувеличил. Я занимаюсь в драмкружке при заводе Ильича.

– Да-а, – озадаченно протянула Женька, но улыбнулась на всякий случай как шутке. – А поедем к нам. У нас роскошная квартира в центре, роскошный стол… Мить, ты как?

– Конечно.

– Леш? Тома?

– Наверное, надо что-то прикупить? – спросил Леха.

– Не надо…

Квартира оказалась действительно роскошной – двухкомнатная «сталинка» с эркером и окнами на Садовое кольцо, – видимо, Семенов на своих топливно-энергетических просторах был не последним человеком.

Поражала хронологическая последовательность и симметричность, с какой были расставлены мебель в квартире, книги и безделушки на полках, – ничто не говорило о присутствии в доме художника. И нигде не было письменного стола. Совсем не было.

Сидели в гостиной под несозвучным общему интерьеру, будто вырванным из другой жизни старинным абажуром.

– Мы, ребята, существуем в разных социальных измерениях, – говорил Леха, поддевая ломтик севрюги.

– Вы ешьте, не обращайте внимания, – не смутился Семенов.

– Митя работает на перспективном направлении, – вымученно пояснила Женька, – в последнее время мы можем себе позволить…

– Понимаю, – Леха переключился на икру. – Что-нибудь связанное с распределением ресурсов…

– В этом роде, – согласился Семенов.

Удивительные были у него глаза – пресно-голубые, как вода. Такие глаза не отражают окружающий мир и самопроизвольно закрываются навстречу чужому горю.

– А гитара в доме есть? – спросила Тома.

Семенов поднялся.

– Секундочку.

Он ушел в соседнюю комнату и вернулся с гитарой в красивом кожаном чехле. Передав Томе гитару, подбросил на ладони револьвер и протянул Лехе.

– Раритет. От деда остался. Еще бельгийский, одинарного действия.

– Боевой? – спросил Леха, поглаживая револьвер.

– Да.

– А как же разрешение? – спросила Тома, чтобы поддержать мужской разговор.

– Разрешение, – усмехнулся Семенов. – Он наградной. Передается по наследству… Наши купили лицензию у братьев Наганов в 1895 году и сначала попросили не переделывать механизм, поэтому надо было каждый раз взводить курок.

– Зачем? – удивился Леха.

– Для экономии патронов и кучности стрельбы. И барабан разряжался вручную…

– Упаси господи, – сказал Леха. – У меня, по счастью, в танке «стечкин» был. Я в танковых войсках служил…

– Начинается! – не выдержала Женя. – Скучно, мальчики!

– Это сейчас «стечкин», – не обращая внимания, продолжал Семенов, – а в Отечественную танкистов вооружали именно наганом, чтобы его можно было в прорезь просунуть и гильзы не летели…

Тома расстегнула чехол, аккуратно достала гитару и, перебирая струны, еле уловимым движением подтягивала колки.

– А дед ваш с войны вернулся? – спросила она.

– Дед в войсках НКВД служил, отец – во внутренних, – спокойно ответил Семенов, взял у Лехи наган, крутанул барабан и нажал контрольный спуск. – Там где-то, на Севере…

Тома внимательно посмотрела на Семенова и неожиданно запела, резко перейдя из настройки в аккорд. Запела грустную песенку про Север, с которым, как ей казалось, порвала навсегда.

Проклятый Север не дает

Спокойно спать, привычно мыслить —

Проклятый Север вновь зовет

Пожаром облетевших листьев.

А за окном – все те же крыши.

На крышах – те же облака.

И у соседа слева – грыжа.

Внизу – цыпленок табака.

А облака, а облака

Над городами пролетают.

Куда – пока еще не знают.

Дожди их ватные бока

Слезой на землю проливают.

С утра кочуем в поездах,

Вам на Таганке пересадка.

А в море Лаптевых касатка

Кричит на разных языках.

Привычно тащат электрички

Обеды, пудреницы, спички.

Увозят в общем направленьи

Несхожие мировоззренья.

А облака, а облака

Опять куда-то улетают.

Куда – пока еще не знают.

Ветра их ватные бока

Безжалостно разъединяют.

А мы друг друга по плечу,

А мы друг другу о вчерашнем.

И к участковому врачу

Стоим, как в скорбном списке павших.

Но суета сует, час пик,

Тоска, удушье, недомолвки.

А где-то Мутный Материк

Прекрасен в утренней помолвке.

А облака, а облака

Бесповоротно улетают.

Куда – по-прежнему не знают.

Года их ветхие бока

Перебирают. Тают. Тают…

Тома допела, положила гитару на колени.

– Я не совсем понял, – сказал Семенов, – вот это, про скорбный список павших, кажется… По-моему, как-то, м-м… Хотя пока до наших врачей достоишься – еще десятком болезней заболеешь. Факт. – Он приглашающе засмеялся, но увидев, что его никто не поддержал, закончил скомканно: – У нас, в ведомственной поликлинике, в этом смысле, конечно…

Леха увидел, как заливается краской Женькино лицо.

– Это так, – поспешил сказать он, – для рифмы. Эти самодеятельные поэты понапишут черт-те чего, а мы – ломай голову. Ты нам, Томка, больше таких песен не пой.

Грустно улыбнулась Тома.

Леха срочно «залатывал» паузу.

– Анекдот вчера рассказали… Жена возвращается домой и застает своего немолодого, обрюзгшего, плешивого мужа в постели с очаровательной юной любовницей. Она останавливается посреди комнаты и спрашивает у любовницы: «Ну ладно, я – жена. Но тебе-то зачем это нужно?..»

Леха коротко хохотнул.

Дробно посмеялся Семенов.

Женька встала и вышла на кухню.

– Это глупо, Комарик.

– Ну, глупо.

– Тогда зачем?