Богиня маленьких побед - Янник Гранек Страница 54

Мы быстрым шагом пошли по Мерсер-стрит. Было самое начало осени, день стоял теплый, и прогулка доставляла огромное удовольствие. Они ходили этой дорогой каждый день, в один и тот же час. То, что начиналось как банальные отношения между блестящими коллегами по работе, за четыре года превратилось в дружбу – насколько рутинную, настолько и необходимую. Курт вставал поздно, мерил температуру и записывал ее в небольшой блокнот. Проглатывал целую горсть таблеток, выпивал чашечку кофе и чистил костюм. Затем наводил блеск на обуви и, наконец, одевался, чтобы в точно назначенное время предстать у двери герра Эйнштейна. Домой они возвращались вместе, иногда обедали, чаще всего после традиционного чайного часа в Институте. К этому протоколу я относилась с уважением: он отшлифовывал острые углы хрупкой психики Курта.

Под нашими ногами шуршал толстый рыжий ковер, покрывавший собой весь тротуар. Принстон – осенний город, в таком хорошо совершать прогулки после обильного обеда или ужина. Мужчины молчали, мое присутствие не позволяло им предаваться привычной интеллектуальной эквилибристике. Снисходительный Альберт взял на себя труд приобщить меня к их беседе:

– Ну что, Адель, страх прошел? Волнения остались позади? Поедем опять кататься на лодке?

– При всем моем к вам уважении, герр Эйнштейн… ни за что на свете! Я так перепугалась!

– При вашей-то храбрости?

– Да, я женщина смелая, но не самоубийца – плавать не умею.

– Я тоже. Прогуляться по небольшому симпатичному озеру – далеко не то же самое, что обогнуть мыс Горн!

В минувшее воскресенье мы согласились совершить прогулку на лодке. До этого я слышала множество историй о том, как челнок с ученым на борту переворачивался. Муж хоть и не хотел никуда ехать, но отказаться все же не осмелился. Успокоенные безмятежным видом озера, мы поднялись на борт и заняли свои места. Между мужчинами тут же завязался оживленный разговор. От тихой воды я расслабилась и подставила лицо кротким лучам теплого сентябрьского солнца. И вдруг через полудрему заметила какую-то тень: на нас во весь опор неслась какая-то лодка. Альберт, казалось, ее даже не замечал. Я завопила: «Achtung!» Эйнштейн изменил курс лишь в самый последний момент. Курт побледнел и схватился за планширь, его старший товарищ хохотал, как ребенок.

– Вечером после этого инцидента у меня страшно разыгралась язва. В связи с этим Адель сегодня намеревается пополнить мой запас магнезийного молока. У меня его почти не осталось.

– Да? Право же, у меня такое ощущение, что ты принимаешь из него ванны!

– Гёдель, вместо того чтобы заниматься самолечением, сходите лучше к врачу.

– В большинстве своем доктора некомпетентны. Не беспокойтесь, у меня все под контролем.

Герр Эйнштейн похлопал его по плечу:

– Дайте себе передышку, друг мой! Съездите в отпуск вместе с Адель! Она в этом тоже ох как нуждается.

– Я не могу бросить дела.

– У каждого дел по горло. Тело вопит о помощи, но мозг отказывается это признавать.

– Вам этого не понять, ведь вы, герр Эйнштейн, человек нерушимый.

– Думаете, я через это не проходил! После расставания с Милевой, моей первой женой, я меньше чем за год написал десять статей, книгу и потерял двадцать пять килограмм. Мне было очень плохо. Казалось, что у меня язва, а может, даже рак! А оказалось – просто переутомился. Немного отдыха, хороший врач, достойный повар, и жизнь снова вступила в свои права!

С нами поравнялась элегантная молодая женщина в приталенном костюме, фетровой шляпе с перьями и белых перчатках. Узнав нашего прославленного слугу науки, она улыбнулась и пошла дальше, покачивая бедрами. Мужчины обернулись и одобрительно посмотрели ей вслед. Я слегка шлепнула Курта сумочкой, герр Эйнштейн засмеялся:

– Жизнь вступает в свои права, а жена рубит на голове дрова.

Альберт никогда не говорил о своей первой супруге Ми-леве. Его вторая жена, кузина Эльза, скончалась от инсульта в 1936 году, через год после того, как они поселились на Мерсер-стрит. С тех пор физик жил среди женщин, всецело посвятивших себя созданию ему комфортных условий: сестры Майи, падчерицы Марго и личного секретаря Элен Дюкас. Эйнштейн любил женскую компанию, никогда этого не скрывал, что, впрочем, не мешало ему выражать свои женоненавистнические взгляды, порой в весьма грубой форме. По слухам, мать Альберта ненавидела Милеву, в результате влюбленным пришлось очень долго скрываться в подполье. Этот момент – единственный – был у нас общий. Первая госпожа Эйнштейн тоже посвятила себя науке. Незадолго до начала Первой мировой войны их брак пришел в упадок и окончился разводом. Милева осталась в Швейцарии и вырастила их двух сыновей. Младший, Эдуард, болел шизофренией и нуждался в постоянном медицинском уходе. Поговаривали также об их первом ребенке, дочери, которую поглотил хаос Истории. Жизнь Альберта, как и у любого смертного, была помечена драмами и тайнами, в той или иной степени постыдными, равно как и разочарованиями.

– Может, срежем путь через квартал вилл? Зачем тащиться через всю Мерсер?

– Моя милая Адель, если я изменю своим привычкам, то наверняка заблужусь! У меня напрочь отсутствует чувство ориентации в пространстве. В море, потеряв из виду берег, я понятия не имею, куда плыть. Если бы вы только знали, сколько раз мне приходилось ждать, когда кто-нибудь не возьмет меня на буксир.

– Это точно не убедит нас совершить с вами еще одну прогулку на лодке.

– Вы, герр Эйнштейн, всегда найдете почитателя, готового в любую минуту прийти вам на помощь.

– Как-то мне рассказали смешную историю. Некий автомобилист врезался в дерево по той простой причине, что загляделся на вас.

– В этом мире, Адель, лишь две вещи не знают границ. Вселенная и человеческая глупость. Хотя если по правде, то в бесконечности Вселенной я до конца не уверен!

Мой дорогой муж не вызывал у окружающих такого восторга и даже постоянно усмирял пыл своих редких поклонников, жалуясь, что его подвергают остракизму. Для Эйнштейна слава была сродни наказанию: туристы валили на улицу, где он жил, будто в зоопарк. Стеная под бременем обращений и просьб, он едва находил время для работы. И приходил к выводу, не без некоторого кокетства, что известность сделала его глупее. Впрочем, по его мнению, это было распространенным явлением.

– Окружающие любят вас, герр Эйнштейн.

– Я все спрашиваю себя: за что?! Как-то раз я получил письмо от одной девчушки. Ей хотелось знать, существую ли я на самом деле или же являюсь вымышленным персонажем наподобие Санта-Клауса! Они готовы набить меня соломой, сделать чучело и выставить рядом с Микки-Маусом.

– Вы убеленный сединами мудрец в мире безумцев.

– Это заблуждение, друг мой. Я представляю научную мечту, доступную всем и каждому. Относительность в прелестной картонной коробке, перевязанной ленточкой. Моя первая атомная бомба в разобранном виде.