Последняя кантата - Филипп Делелис Страница 33

В библиотеке церкви Святого Иоанна Иоганн Себастьян Бах без устали переворачивал страницы партитур великих мэтров. Ему, воспитаннику школы при церкви Святого Михаила, по правилам не полагалось быть в этом зале, но органист церкви Святого Иоанна Георг Бём, как и он, родом из Тюрингии, был добр к нему. Он открыл для него двери церковных архивов, истинное сокровище для молодого музыканта. Там было много подлинных текстов: табулатуры [92]для органа Свелинка, [93]Шейдта, [94]Фробергера, [95]Шейдемана. [96]А также партитуры венецианца Монтеверди, [97]валлонца Лассю, [98]немца Хаслера… [99]

Эти два года учения в Люнебурге были трудными. Он чувствовал себя одиноким на этой огромной северной равнине, в этом городе с домами из красного кирпича. Он жил с тоской о зеленых долинах и лесах родной Тюрингии. В «Меттен-хоре», лучшем хоре города, он освоил очень трудный репертуар, а именно, эту проклятую полифонию. В «Рыцарской академии», школе для богатых, куда были приняты хористы, он смог изучать литературу, теологию, латинский и греческий языки, риторику и логику и, главное, французский язык. Французским занимался охотно, он позволил ему завязать переписку с Купереном. [100]Он с восторгом открыл для себя две его мессы для органа, а также пьесы для клавесина и сонаты для трио, которые открыли ему новые горизонты в музыке.

В этот день в огромном читальном зале библиотеки, где было довольно многолюдно, он изучал Stabat Mater [101]Орландо Лассо. Он старательно переписывал с нотных линеек завитки нот, которые создавали удивительную сбалансированность полифонической фактуры. Он торопился поскорее завершить эту работу, потому что, как и каждый раз, когда он бывал в библиотеке, хотел перед уходом прочесть немного из «Синтагмы музыки» Михаэля Преториуса. [102]Никогда ничего он не читал с таким интересом и такой страстью, как эти три тома, они посвятили его во множество музыкальных тайн.

Закончив переписывать, Иоганн Себастьян встал и пошел положить рукопись в картонную папку, отведенную для композитора. Потом направился к полкам с печатными книгами и взял второй том «Синтагмы».

Он открыл книгу на том месте, где остановился на прошлой неделе. Применение символики в музыке завораживало его так же, как и ее связь с числами.

Он обнаружил, что и его собственное имя заключает в себе необыкновенное свойство чисел. Если присвоить каждой букве ее номер в алфавите, [103]то BACH. — получается: 2.1.3.8., что в сумме будет 14. С инициалами J.S. BACH выходит 41, и, наконец, полное имя Johann Sebastian Bach образует число 158, и если сложить эти три цифры, то получается то же число: 14… Четырнадцать частей тела Осириса [104]— символ смерти и возрождения.

Все проявлялось так ясно, что он не мог счесть это простым совпадением, он продолжил свои тайные занятия в нумерологии, главное, в гематрии — науке о числах, истоки которой в каббале. [105]Преториус раскрыл перед ним тайные отношения, которые управляют «музыкой сфер», пропорциями мира, всеми неизменными числами, которые есть в музыке.

Как и буквам, можно было присваивать цифры нотам, начиная с ля = 1, [106]и читать таким образом настоящие цифровые партитуры. Некоторые имели особое символическое значение, данное еврейскими и христианскими преданиями: 3 для Троицы, 5 для пяти чувств Человека и еще для Христа с его пятью стигматами, 6 для шести дней Творения, 10 для Десяти заповедей, 11 для их нарушения, 12 для апостолов, 13 для предательства…

И 14 для БАХА.

Если не считать его достаточно академических упражнений, Иоганн Себастьян еще ничего не написал, но он говорил себе, что музыка, которая есть не что иное, как иная арифметика мира, должна выражать его фундаментальное равновесие, согласованность с микрокосмосом и макрокосмосом, созданными Богом.

Он стал мечтать о музыке, которая была бы предназначена в равной степени и душе, и разуму. С системой символов это возможно. Он хотел создать музыку, которая могла бы говорить.

Все загадочные каноны были разгаданы… но можно все-таки спросить себя, не осталось ли что-нибудь неразгаданным!

Дуглас Хофштадтер. Гёдель, Эсхер, Бах

Париж, наши дни

Морис Перрен считал, что совещание затянулось. Он уже не слушал, что говорили по поводу программы «Франс-мюзик» на будущий месяц. Речь шла о реорганизации сетки вещания и о конкуренции со стороны «Радио-классик», но он сохранил свою передачу о современной музыке, и для него это было главное.