Плен - Женя Декина Страница 6

– Детское насилие. Вытеснение. Процесс будет болезненным. Прерывать его нельзя. Сеансов пять-семь.

Катя рассмеялась и села.

– С чего вы это взяли? Да, у меня была жесткая, садистичная мать, но вряд ли это насилие. Я же ушла из дома. В пятнадцать.

Психиатр кивнула:

– Процесс прерывать нельзя. Нужно будет вспомнить все. Кроме того, нужно учитывать, что возможна временная потеря трудоспособности. Поэтому приходите, когда будете готовы.

– Я готова. И вообще, с чего вы взяли, что я…

– Вы сами сюда пришли.

– Я просто хотела проверить…

– Видите ли, я убеждена, что наше подсознательное гораздо умнее нашего рацио, оно так устроено, что ищет выхода и стремится очиститься. Вы ведь журналистка? Еще и ушли из дома в подростковом возрасте. Вы умны, психика у вас устойчивая, если бы вы знали, в чем дело, вы бы уже обратились к психиатру и проработали проблему. Но вы не знаете, а проблема есть. Поэтому вы здесь. Это вытеснение. Психика вытесняет в основном насилие, в других случаях действуют другие механизмы, проекция, замещение…

– Подождите… Я вообще не поэтому сюда пришла.

– Хорошо. Но мы все равно в это упремся. Давайте по порядку. Что вас беспокоит?

Катя подумала, что вообще-то надо бы сейчас уйти, потому что наверняка шарлатанство, эта женщина ее совсем не знает, а уже делает выводы. Но с другой стороны, вдруг все действительно так, как она говорит. А значит, после этого все изменится?

– Я хочу семью.

– Что вы вкладываете в это понятие?

– Ну… Что и все.

– Все очень индивидуально, давайте конкретно.

Катя хотела настоящую семью. Такую, которой у нее не было, но если это существует в природе, значит, может быть и у нее. Было же у многих знакомых старичков.

В детстве Катька обожала старичков. Они все будто знали ответ, волшебный ключик к ее сердцу. Они жалели ее и берегли, с ними было по-настоящему спокойно и уютно. Ей нравилось чувствовать себя глупым смешным щенком, который пришел в этот мир для радости, и каждый дедушка расплывается в доброй улыбке, когда она смотрит на него горящими глазами и слушает раскрыв рот. А потом заливается звонким хохотом. Ловить в мельчайшем изменении тона смену настроения и до тех пор, пока дедушка не заговорит, придумывать себе всякое волшебное про его приключения. Впрочем, дедушки всегда говорили сами. Будто из всей толпы они видели только Катьку, смотрели только на нее и говорить хотели только с ней. Потому что она маленькая девочка, которую изо всех сил хочется уберечь. И сами они молодели с ней, хохотали, будто, оберегая ее, скидывали всю тяжесть прожитых лет, весь цинизм жизни и больше ни о чем не могли думать, просто радовались.

Катька очень хотела узнать, какими были ее бабушка и дедушка, как они говорили, чем занимались, но мама ничего о них не рассказывала. Когда они переехали в панельный дом, Катька познакомилась с тетей Светой и дядей Ваней, и они стали ей родными. Она бегала для них в магазин, выносила мусор, ела у них и просиживала целыми вечерами, когда на улице было холодно, а гулять никто не выходил. У них была и своя семья, свои дети и внуки, но они были далеко и приезжали редко, а Катька была тут, рядом. Поэтому пока они любили ее. А Катька любила их. Она думала, что и Нине хочется своих бабушку и дедушку, поэтому часто притаскивала ее к ним в гости. Но Нина невыносимо стеснялась. Катька даже оставляла ее с ними наедине, чтобы та пообвыклась, но напрасно.

Катька тоже хотела, чтобы кто-то постоянно был рядом, с кем можно и не разговаривать, если устал, а можно и поболтать, если скучно. С мамой вообще говорить было бесполезно – она или читала нотации, или устраивала допросы о том, как дела в школе. С Ниной тоже было не то – Нина постоянно спрашивала или рассказывала, и когда предстояло много выучить, Катьке хотелось заткнуть Нине рот и выставить из комнаты. А старички как-то чувствовали не только друг друга, но и Катьку. И Катька мечтала, что у нее тоже будет такой вот хороший муж, а сама она к старости превратится в уютную тетю Свету, будет учить соседских девочек печь пироги, варить рубиновый борщ и вязать носочки из белого пуха. А по праздникам к ним будет приезжать огромная семья – дети, внуки, правнуки, и они будут улыбаться соседской девочке и говорить:

– Смотри, милая, сколько мы с бабкой людей наплодили. Улучшаем демографию.

– Чего ты несешь? Насмотрелся телевизора, – ласково ворчала бы Катька и обнимала первого подвернувшегося под руку внука.

Катька постоянно подсматривала за тетей Светой, старалась научиться всему, что она умеет, схватывала на лету, тетя Света удивлялась, а дядя Ваня качал головой:

– Ну дает девка, хоть сейчас замуж выдавай.

Катька радовалась и принималась воображать себя в окружении бригады внучек в белоснежных передничках, которые сама им и сшила, и накрахмалила даже. Дядя Ваня хохотал до слез и говорил, что натуру не заломаешь. И если в возрасте тети Светы Катька отправится покорять Северный полюс, он не удивится. Катька говорила, что покорять, конечно, хочется, но ради семьи она как-нибудь потерпит. А если пораньше выйти замуж, нарожать побольше и побыстрее, то и на Северный полюс успеть можно. Тетя Света качала головой и говорила, что глупости это. Выбирать надо вдумчиво и на всю жизнь. А то потом… Дальше она замолкала, вздыхала, но Катька понимала, что намекает она на ее маму, которая выскочила, за кого пришлось, не выбирая, а теперь одна с двумя детьми. И если бы они ей не помогали с девчонками, то и неясно, как бы она справилась. Катька принималась расспрашивать, как было у них, и они принимались рассказывать. Причем выдумывали каждый раз разное. То родители их сосватали, то в колхозе на капусте друг друга встретили, то заехал как-то дядя Ваня на лихом коне к тете Свете в деревеньку, то вообще спас ее от разбойников, то в сельсовете она полы мыла, а он… Катька каждый раз верила, а они каждый раз хохотали. Но сильно Катька не допытывалась – это была веселая игра, и ей нравилось, что, рассказывая, они будто заново знакомятся и проживают это еще один раз.

– У ней, Катюш, знаешь, платье было бархатное. В пол.

– Ага, и алмазы по всей груди с орех величиной, – поддакивала тетя Света.

– Ну… Я как глянул, чуть не упал. Во, думаю, девка, наверняка полковничья дочка. Стоит себе посреди деревни, у коровника, сияет, и подмигивает мне. Зазывно так…

– Ага, и подол выше головы задрала. Кобель старый.

– Чего это? – не понимал дядя Ваня.

– Платье бархатное в пол. А у коровника навалено, вот я подол и задрала.

– А, во-о-он чего, а я думал, запарилась в бархате-то и проветривается стоит.

Потом они уже начинали хохотать, и Катька смеялась вместе с ними и тоже воображала себя в бархате у коровника.

– Стоп, – остановила Катю психиатр. – Если вы хотите так подробно все разобрать, я порекомендую вам хорошего психоаналитика.