Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц Страница 60

– Она опасна?

– Да.

– Тогда этим не может заниматься только частная охранная фирма. Позвоните в полицию.

– Этого мне делать не хочется.

Теперь ее серые глаза приняли оттенок облаков, над которыми они летели, и взгляд Кэти скрывал ее мысли так же хорошо, как облака – лежащую под ними землю.

– Вы задаетесь вопросом, почему мне не хочется этого делать, – прервал Райан паузу. – Я тоже им задаюсь.

Он отвернулся, какое-то время смотрел в иллюминатор.

– Идя на операцию, я не представлял себе, какая это эмоциональная нагрузка… жить с сердцем другого человека. Это великий дар… но и тяжелая ноша.

Пока он вновь смотрел в иллюминатор, Кэти не отрывала от него глаз, а когда повернулся, спросила:

– Почему это ноша?

– Так уж получается. Все равно… будто ты берешь на себя обязательство жить не только за себя, но и за того человека, который отдал тебе свое сердце.

Кэти очень долго молчала, глядя на чашку, и Райан уже подумал, что сейчас она раскроет журнал и будет допивать кофе за чтением.

– Когда мы впервые встретились в Вегасе, – вновь заговорил он, – шестнадцатью месяцами раньше, помните, как вы сказали мне, что я одержим собственной смертью, чувствую, что топор падает, но не могу понять, кто наносит удар?

– Помню.

– Помните, как вы сказали мне, что, составляя список врагов, нужно держать в голове причины насилия?

– Разумеется.

– Похоть, зависть, злость, алчность и месть. Толковый словарь говорит, что алчность – ненасытное стремление к богатству.

Кэти допила кофе, отставила кружку в сторону, но не раскрыла журнал. Вместо этого встретилась с Райаном взглядом.

– Вы думаете, под алчностью следует понимать стремление не только к деньгам? – спросил Райан.

– Синоним алчного – жаждущий чужого. Человек, который хочет забрать все, принадлежащее другому, не только деньги.

Подошла стюардесса, спросила, не принести ли еще кофе, что не так с «Кровавой Мэри»? Забрала и пустую кружку, и полный стакан.

После ее ухода Кэти заговорила первой:

– Мистер Перри, я должна задать ужасный вопрос. Прямой, в лоб. Вы хотите умереть?

– С чего у меня может возникнуть такое желание?

– Хотите?

– Нет. Черт, нет. Мне только тридцать пять.

– Вы не хотите умирать? – вновь спросила она.

– Меня ужасает сама мысль о смерти.

– Тогда вы должны предпринять определенные шаги, и вы знаете, какие именно. Но, помимо обращения к властям, от вас потребуется кое-что еще. Я думаю, вы должны… совершить героический поступок.

– О чем вы?

Вместо того чтобы ответить, Кэти повернулась к иллюминатору и посмотрела на поле белых облаков, под которыми скрывалась земля.

В падающем в иллюминатор свете кожа женщины казалась полупрозрачной, и, когда Кэти приложила несколько пальцев к стеклу, у Райана вдруг возникло ощущение, что, будь у нее такое желание, она сможет продавить этот барьер, тонкий, как мембрана, менее прочный, чем поверхность воды в пруду.

Он не повторил свой вопрос, понял, что это молчание отличается от прежних и нарушать его ни в коем случае нельзя.

В конце концов Кэти повернулась к нему, заговорила:

– У вас, возможно, нет времени для героического поступка. Чтобы он принес вам пользу, потребуется будущее, отданное искупительной работе.

Прямота взгляда, тон голоса, жар слов указывали, что говорит она от души и верит в свои слова.

Райан не стал просить ее дать пояснения, потому что помнил сказанное ею чуть раньше: понимание приходит с терпением. И подозревал, что на любой заданный им вопрос получит тот же совет.

– Что вы должны сделать, – продолжила Кэти, – так это предложить себя в качестве жертвы. – Возможно, она увидела недоумение на его лице, поэтому уточнила: – Страдать ради других, мистер Перри. Если вам достанет мужества и силы духа предложить себя в жертву на всю оставшуюся жизнь.

Если бы Райана попросили конкретизировать предложенный Кэти путь, наверное, у него бы не получилось. Но глубоко в душе он знал, что она заложила в него семечко истины, которое со временем прорастет, и тогда он все поймет.

Без единого слова он вернулся в то самое кресло, где сидел в самом начале полета, и они больше не разговаривали, пока не вышли из самолета.

Пролетая над Аризоной, Райан думал о том, что ему совсем не обязательно возвращаться домой, где его поджидала сестра Лили. Он мог улететь куда угодно, в Рим, Париж или Токио. Мог провести остаток жизни в бегах, но со всеми удобствами, и не растратить своего состояния.

Тем не менее он вернулся в Южную Калифорнию, где день тоже выдался ненастным, а в океане бушевал шторм.

Уже на летном поле, прежде чем сесть в лимузин, который вызвал для нее Райан, Кэти подошла к нему.

– Вы помните, что я говорила о причинах насилия. Но вы помните и главную причину… всегда истинный мотив убийцы?

– Ненависть к правде. И произрастающее из нее стремление к хаосу.

К его удивлению, Кэти поставила на бетон дорожную сумку и обняла его, не как женщина обнимает мужчину, не с любовью, а с надеждой и верой. Шепнула на ухо несколько слов, подхватила сумку и направилась к ожидающему ее автомобилю.

Выезжая из аэропорта в своем лимузине, Райан вновь подумал о побеге. Они могли доехать до Сан-Франциско. Там бы он купил новый автомобиль и дальше поехал сам, сначала до Портленда, потом на восток до Бойсе [44], далее в Солт-Лейк-Сити, Альбукерке [45], Амарилло [46]. Проводить ночь или две в каждом месте, устроить себе долгое дорожное путешествие.

Зазвонил мобильник.

Он посмотрел на дисплей. Звонил отец.

– Что за дерьмо тут творится, сын? – спросил он, когда Райан ответил.

– Папа?

– Как глубоко ты вляпался в это дерьмо? Собираешься в нем утонуть? И мне что, захлебываться им вместе с тобой?

– Папа, успокойся. Не надо так волноваться. Что случилось?

– Вайолет [47]случилась, прямо здесь, прямо сейчас, так что быстро кати сюда.