Кровь времени - Максим Шаттам Страница 7

Гора, на которой стоял монастырь, имела две вершины. На южном склоне располагалась деревня, а северную вершину занимал монастырь со зданием Лa-Мервей. Поднявшись по Гранд-рю и проследовав через вереницу лестниц, носившую название внешний Гран-Дегре, путешественник в конце концов выходил к барбакану, [13]который обозначал границу между деревней и аббатством. С юга это гигантское оборонительное сооружение прикрывала еще одна высокая постройка — монастырские покои. Далее новая цепочка лестниц — внутренний Гран-Дегре — поднималась вдоль основания монастырской церкви до самой паперти, где на западной террасе находился главный вход в храм.

Обед был сервирован в трапезной монастырских покоев. Простота этого помещения поразила Марион: старинная мебель или предметы обстановки здесь полностью отсутствовали, если не считать каменных стен и длинных столов, отделанных огнеупорным пластиком. Марион едва сдержала гримасу при виде ножа из нержавейки, уместного разве что в школьной столовой. Все это слишком расходилось со сложившимся после утренней прогулки представлением о монастыре как о таинственном месте.

За столом присутствовали все члены общины, с которыми Марион познакомили утром, кроме брата Жиля, брата Гаэля и сестры Агаты.

— Сегодня моя очередь подавать блюда! — заявил брат Кристоф. Он произносил эти слова на удивление медленно.

«Прозвище Брат Анемия досталось ему по праву», — подумала Марион. Равиоли с сыром принесли к столу в большой кастрюле.

— Конечно, вы понимаете: иногда у нас достаточно времени для приготовления пищи, а иногда приходится быть в своих запросах более… снисходительными.

Марион, не поднимавшая глаз от тарелки, без труда узнала нежный, мелодичный голос сестры Габриэлы. Молодая женщина смотрела на гостью с беспокойством и, очевидно, опасалась, что ту обескуражит подобный обед.

— Меня все полностью устраивает, — заверила монахиню Марион, — я тоже не великий кулинар: как и у вас, у меня нет на это времени.

Брат Асфиксия тут же воспользовался случаем:

— И чем же вы тогда занимаетесь, если, конечно, не секрет?

Марион не успела и рта раскрыть, как сестра Анна жестко пресекла праздное любопытство собрата:

— Брат Дамьен, ваш вопрос неуместен!

— Вовсе нет, — перебила ее Марион, — все в порядке. Я работаю… вернее, работала, — она вздохнула, — секретарем в парижском Институте судебно-медицинской экспертизы.

После этих слов Марион не без удовольствия наблюдала за тем, как у сидящих за столом людей менялось выражение лица. Это происходило постепенно, по мере осознания того, какие именно повседневные обязанности могли быть связаны с названной должностью.

— В Институте судебно-медицин… — начала сестра Габриэла.

— Да, то есть именно в том месте, куда привозят трупы для проведения вскрытия.

Брови на орлином лице сестры Люсии взлетели вверх — пожилая женщина чуть не подавилась едой, несмотря на то что глотала ее маленькими кусочками.

— Впрочем, секретарь не работает непосредственно в залах, где производится вскрытие, хотя… мне не раз приходилось при этом присутствовать. В общем-то моя должность не так уж и необычна.

— Но вы имели непосредственный контакт со смертью, — подчеркнула сестра Габриэла.

— Да, в определенной степени.

— Разве это не стало для вас тяжелым испытанием?

— Ну… признаюсь, сначала я переносила это с трудом. Затем, со временем, привыкла. Полагаю, что за месяцы и годы работы я перестала относиться к смерти как к трагедии.

— Представление о том, что ты смертен, растворяется в более общем, безличном и отдаленном понятии «смерть»? — предположила сестра Габриэла.

— Да, — вмешался в разговор брат Дамьен, при этом он положил вилку на стол и стал тереть глаз указательным пальцем, — мне приходилось думать над фразой: «Тот, кто убивает одного человека, — преступник, кто убивает многих — завоеватель».

Марион вздрогнула — знала продолжение афоризма: «А кто убивает всех — Бог». Однако в этом месте нельзя было произносить такое вслух.

— В определенной степени, — вновь сказала она.

— И все-таки это глупо, — брат Дамьен уже не мог остановиться. — Потому что в результате начинают больше переживать из-за смерти одного человека, чем из-за геноцида! Согласитесь, одиночному убийству, происшедшему на наших улицах, посвящают целые газетные полосы и при этом молчат о том, что происходит, например, в Африке…

Сестра Люсия поставила бокал на место с такой силой, что тот едва не разбился.

— Не думаю, что благочестивый человек вправе решать, чья смерть достойна большей печали, брат Дамьен! — отрезала она ледяным тоном.

— Конечно же, нет. Я хотел лишь сказать, что к смерти разных людей следует относиться одинаково. Смерть — это всегда трагедия, и здесь нечего рассуждать. Она…

— Хватит!

На мгновение монах застыл с полуоткрытым ртом, как будто обиженный тем, что ему не удалось донести до собеседников свою мысль. Его блуждающий взгляд остановился на Марион. Вскоре тишину в трапезной нарушал лишь стук столовых приборов. Марион покончила с содержимым тарелки и обратилась к сестре Люсии:

— Что дальше в расписании вашего дня?

— Это зависит от того, о каком дне идет речь. В настоящий момент надо подготовить монастырь, чтобы он без потерь перенес надвигающуюся бурю. Поэтому прошу меня извинить, у нас еще много работы.

Сестра Люсия встала из-за стола, положила свои столовые приборы и тарелку на поднос и вышла из трапезной. Марион нервно постучала указательным пальцем по своему бокалу и прошептала:

— Хорошенькое начало…

Сестра Анна ответила ей понимающим взглядом.

— Марион… — начала монахиня, — можно я буду звать вас Марион? — во второй половине дня я собиралась отвести вас в деревню и…

— Думаю, есть более неотложные дела, — перебила ее Марион. — Возможно, если эта буря действительно столь ужасна и для защиты монастыря нужно еще многое сделать, мы можем чем-нибудь помочь? — И добавила с некоторым сарказмом: — Надеюсь, сестра Люсия это одобрит. И хочу признаться, что работа пойдет мне только на пользу.

Сестра Анна на несколько секунд замерла с открытым ртом, а затем кивнула в знак согласия. Чуть поодаль сестра Агата прыснула со смеху, поспешно закрыв рот ладонью. Через окно Марион взглянула на небо: оно стало серым, однообразно-серым, без пятен или полутонов. Если буря действительно приближалась, она делала это тихо, ползком, подобно хищнику, который готовится неожиданно броситься на свою жертву из засады.

В течение трех часов они работали в северной части сада — выкапывали из земли растения и кустарники, пересаживали их в горшки из обожженной глины и переносили в просторное хранилище аббатства Лa-Мервей. Здесь растениям предстояло провести несколько дней. Марион стянула волосы резинкой и не жалела сил, стараясь сделать как можно больше. Когда начало смеркаться, она перестала чувствовать собственные пальцы. Время от времени женщина поднимала голову и обводила взглядом стены аббатства в поисках каких-нибудь признаков жизни, однако ей редко удавалось заметить больше одной едва различимой человеческой фигуры, — казалось, люди покинули Мон-Сен-Мишель. Монастырь выглядел опустевшим, но при этом божественно прекрасным. Единственный признак приближающейся бури — ветер — к этому моменту значительно усилился: дул с таким рвением, что немела кожа и начинало ломить тело.