Возвращение Борна - Роберт Ладлэм Страница 9

Отгадка пришла только тогда, когда он свернул на длинную, красиво изгибающуюся подъездную дорожку перед домом Конклина. Убийца использовал глушитель, чтобы никто не услышал выстрелов и, следовательно, не заметил его самого. Однако у глушителя есть свои недостатки: при использовании дальнобойного оружия, вроде знаменитой во всем мире снайперской винтовки Драгунова, глушитель заметно снижает точность боя. Убийца, по идее, должен был целиться в тело Борна — мишень крупнее, и в нее проще попасть, но все же стрелял в голову. Если предположить, что снайпер намеревался его убить, это выглядело нелогичным. Но если тот хотел всего лишь напугать его, послать некое предупреждение, то концы сходились. Этот неизвестный стрелок, судя по всему, был тщеславен, однако явно не собирался становиться главным героем вечерних теленовостей и поэтому тщательно замел следы. И все же у него имелась определенная, четкая цель — в этом сомневаться не приходилось.

Борн проехал мимо темного, уродливого старого сарая и нескольких хозяйственных построек, после которых его взгляду открылся и сам дом, стоявший в окружении высоких сосен, берез и голубых кедров — старых деревьев, росших здесь уже более шестидесяти лет. Они были по крайней мере на десять лет старше его. В свое время усадьба принадлежала ныне покойному армейскому генералу, который когда-то принимал активное участие в различных тайных операциях и прочих видах малопочтенной шпионской деятельности, поэтому и дом, и все поместье изобиловали потайными ходами, подземными, скрытыми от посторонних глаз тоннелями, входами и выходами. Борну всегда казалось, что Конклину страшно нравится жить в доме, напичканном секретами, в эдаком «замке с привидениями».

Затормозив перед крыльцом, Борн увидел на парковочной площадке не только принадлежащий Конклину «BMW» седьмой серии, но и «Ягуар» Мо Панова, стоявший рядом с машиной хозяина дома. Борн шагал по голубовато-серому гравию и чувствовал, как на сердце становится легче. Там, в доме, — два его лучших друга, каждый из которых в той или иной степени является хранителем ключей от его прошлого. Вместе им непременно удастся разрешить загадку, как не раз случалось раньше.

Он взошел на крыльцо и позвонил. Ответа не последовало. Прижав ухо к полированной поверхности двери из тикового дерева, Борн услышал внутри голоса, после чего подергал ручку. Дверь оказалась незапертой.

В его мозгу зазвенел сигнал тревоги. Некоторое время он стоял у полуоткрытой двери, пытаясь уловить малейшие звуки, доносившиеся изнутри. Мало ли что может произойти в деревенской местности, пусть даже о преступлениях здесь уже давно и слыхом не слыхивали! Старые привычки никогда не умирают. Сверхосторожный Конклин запер бы дверь в любом случае — будь он дома или в отъезде.

Вынув из кармана нож, Борн открыл его и осторожно вошел внутрь, отдавая себе отчет в том, что убийца — наверняка один из команды, посланной, чтобы разделаться с ним, — может прятаться где-то здесь.

Вестибюль был освещен светом настенных ламп. Широкие ступени деревянной лестницы вели наверх, к открытой галерее, тянувшейся по всей длине просторного холла. Справа располагалась гостиная, слева — библиотека с баром и длинными кожаными диванами. Подальше находилась небольшая комната, которую Алекс превратил в свой кабинет.

Двигаясь на звук голоса, Борн вошел в библиотеку. На экране большого телевизора, на фоне отеля «Оскьюлид», стоял красавец — до невозможного телегеничный комментатор телеканала Си-эн-эн. Карта в углу экрана поясняла, что репортаж ведется из Рейкьявика. «Сейчас здесь все только и говорят о том, что грядущий саммит, посвященный проблемам международного терроризма, окажется очень и очень непростым, — вещал он. — На повестке дня стоит так много вопросов, вызывающих...» Борн перестал слушать эту болтовню. В комнате не было ни одной живой души, но на журнальном столике стояли два старинных бокала. Борн взял один из них и понюхал. Сложный аромат любимого скотча Конклина на секунду сбил его с толку, заставил вернуться мыслями в прошлое, возродил в памяти воспоминания о Париже. Тогда стояла осень. Пламенеющие листья конских каштанов устилали Елисейские Поля, а он смотрел в окно кабинета...

Борн боролся с собой, отгоняя это видение — столь яркое, что ему казалось, будто он снова оказался в Париже. Однако пришлось мрачно напомнить себе, что он находится в Манассасе, в доме Алекса Конклина, и здесь явно что-то не так. Борн постарался собраться, понимая, что должен сохранять бдительность, ясность мысли, но память, спущенная с цепи запахом виски, брала верх. Ему так хотелось вернуть недостающие куски воспоминаний, что он сдался и вновь оказался в прошлом, у окна парижского кабинета. Чьего? По крайней мере, не Конклина, поскольку у Алекса в Париже никогда не было собственной конторы. Но этот запах... Рядом с ним находился кто-то еще. Обернувшись на мгновение, Борн, словно в свете вспышки, увидел очертания полузабытого лица... Он одернул себя. Это сводило с ума — помнить свою жизнь лишь прерывистыми вспышками. Судорожно и тщетно вспоминать людей, события, которые происходили в прошлом. И все-таки он не должен допустить, чтобы это уводило его от главного. Что там говорил Мо? Воспоминания могут вернуться к жизни, будучи спровоцированы любым запахом, предметом, звуком, даже прикосновением. И если такое случится, это воспоминание можно восстановить, удержать в памяти, снова и снова возвращаясь к нему, напоминая себе о том, что именно вытащило его из подсознания. Да, все это так, но сейчас — не время для таких упражнений. Сейчас главное — найти Алекса и Мо.

Борн взглянул вниз, увидел на столике маленький блокнот и взял его в руки. Тот оказался пустым. Верхний лист был вырван, но на следующем отпечатались какие-то знаки. Кто-то, вероятно, Конклин, написал: «NX-20». Борн сунул блокнот в карман.

«Итак, отсчет начался, — вещал с телеэкрана сладкоголосый комментатор. — Через пять дней мир узнает, настанет ли новый день в жизни человечества, наступит ли новый мировой порядок, смогут ли законопослушные народы Земли жить в мире и гармонии».

Репортаж закончился, и его сменил рекламный ролик.

Нажав на кнопку дистанционного пульта управления, Борн выключил телевизор, и в комнате повисла тишина. А что, собственно, произошло? Вполне возможно, что Конклин и Мо просто вышли прогуляться вокруг усадьбы! Это был любимый способ Панова спустить пар в ходе конфликта, и он часто применял его, общаясь со Стариком. Но — незапертая дверь? Нет, тут явно было что-то не так!

Тем же путем, которым он пришел сюда, Борн вернулся в холл и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, взбежал на второй этаж. Обе гостевые спальни, располагавшиеся там, были пусты. Ни в них, ни в ванных комнатах он не смог обнаружить ни единого признака того, что этими помещениями недавно кто-либо пользовался. Спустившись снова в холл, Борн заглянул в личную спальню Конклина — комнату со спартанским убранством. Типичное логово старого солдата: узкая, не шире раскладушки, и твердая, как дерево, кровать была не убрана, и это говорило о том, что Алекс спал здесь прошлой ночью.

Почти ничего тут не говорило о жизни хозяина комнаты. Впрочем, чего еще ожидать от признанного мастера секретов! Борн взял с тумбочки обрамленную в серебряную рамку фотографию женщины с длинными волнистыми волосами, ясными глазами и легкой, чуть насмешливой улыбкой. На заднем плане виднелись хорошо знакомые ему каменные изваяния царственных львов, фонтан на площади Сен-Сюльпис. Борн поставил фотографию на место и заглянул в ванную комнату. Нет, и тут — ничего.