Мятежные ангелы - Либба Брэй Страница 53

— Совершенно верно, — соглашается Том, в восторге, что у него появились друзья в столь высоком обществе.

— А еще что-нибудь? — просит леди в шелковом туалете персикового цвета.

— Есть еще миссис… назовем ее Соммерс. Ей кажется, что вся эта жизнь — всего лишь сон и что по ночам в ее комнату являются призраки.

— Бедняжка, — по привычке бормочет бабушка.

От последней истории Тома мое веселье улетучивается. Что бы подумали люди, сидящие рядом со мной за столом, если бы узнали, что меня посещают видения, а я посещаю другие миры?

Том продолжает:

— Еще у нас есть Нелл Хокинс, ей всего девятнадцать лет. У нее началась острая мания, когда она находилась в школе.

— Вот видите? — говорит усатый джентльмен, назидательно поднимая палец. — Женская конституция не может выдержать напряжения регулярного образования! Ничего хорошего от него ждать не приходится!

— Ох, мистер Конрад, — кокетливо выговаривает ему супруга. — Не стоит так уж… Пожалуйста, мистер Дойл, продолжайте!

— Нелл Хокинс страдает галлюцинациями, — говорит Том, рисуясь.

Отец вступает в разговор:

— Она считает себя Жанной д'Арк?

— Нет, Жанной себя вообразил мистер Джерниган из отделения M-l-Б. А мисс Хокинс совершенно уникальна. У нее исключительный бред. Она считает, что состоит в мистическом сообществе чародеек, которое называется Орденом.

Комната словно обрушивается на меня. Сердце колотится как безумное. И как будто откуда-то издалека я слышу голос отца:

— Орден, говоришь?

— Да. Она утверждает, что ей известно тайное место — сферы, и что какая-то женщина по имени Цирцея желает завладеть всей энергией того места. Мисс Хокинс говорит, что довела себя до безумия, пытаясь держать свой ум закрытым, чтобы в него не могла проникнуть Цирцея. — Том покачивает головой. — Очень сложный случай.

— Я согласна с вами, мистер Конрад, — заявляет бабушка. — Избыток систематического образования совсем не полезен для наших дочерей. Вот какой может быть его цена! Я так благодарна школе Спенс за то, что там делают основной упор на то, что нужнее всего в жизни настоящей леди!

И бабушка кладет в рот солидную порцию шоколадного крема.

Все, что я могу, — это не выскочить пулей из-за стола, хотя меня и трясет с головы до ног. Где-то в ужасной больнице, называемой Бедламом, заперта девушка, которая могла бы рассказать мне все, что мне так необходимо знать… Я обязана найти способ встретиться с ней!

— Но чем вы можете облегчить состояние такой больной? — спрашивает мистер Конрад.

— Она находит некоторое утешение в поэзии. И сиделки читают ей, когда только могут.

— Возможно, и я могла бы почитать ей стихи? — предлагаю я, надеясь, что в моем голосе не слышно охватившего меня отчаянного желания. Я на все готова, лишь бы увидеть ту девушку. — Может быть, ей стало бы немного легче, если бы она могла поговорить с кем-нибудь, подходящим ей по возрасту?

Отец Саймона поднимает бокал с вином.

— Наша мисс Дойл обладает весьма доброй душой!

— Она — наш ангел, — говорит мой отец.

Нет, никакой я не ангел. Я обманом заставляю их думать обо мне так… но я должна, я обязана увидеться с Нелл Хокинс!

— Хорошо, согласен, — весьма неохотно кивает Том. — Я возьму тебя с собой завтра днем.

Когда с десертом покончено, мужчины собираются перейти в курительную, чтобы приняться за бренди и сигары, а дамам предлагают отправиться в гостиную, чтобы выпить чаю и поболтать.

— Матушка, я уверен, мисс Дойл хотелось бы увидеть портрет деда, — говорит Саймон, перехватывая нас на полпути.

Мне уже приходилось слышать упоминания об этой картине.

— Да, разумеется, — кивает леди Денби. — Мы все пойдем взглянуть на него.

Довольная улыбка Саймона увядает.

— Но мне даже думать противно о том, чтобы ты ушла от камина, матушка! В библиотеке ужасные сквозняки, ты ведь знаешь.

— Ерунда, мы возьмем шали, и все будет в порядке.

Она обращается ко мне:

— Вы действительно должны увидеть нашего дорогого Джорджа; его портрет написал прославленный художник Котсволд.

Я не понимаю, что здесь только что произошло, но вижу, что Саймон растерян.

— Сюда, прошу вас…

Леди Денби ведет нас в просторную комнату, в которой главное место занимает картина, огромная, как двустворчатая дверь. Это отвратительно усложненное изображение мужчины с бочкообразной грудью, сидящего верхом на коне. На мужчине красная куртка, и выглядит он так, как и положено джентльмену, собравшемуся на охоту. У ног коня — две охотничьи собаки.

Саймон кивает в сторону портрета:

— Мисс Дойл, позвольте представить вам моего деда Корнелиуса-Джорджа-Базиля Миддлтона, виконта Денби.

Бабушка разыгрывает целый спектакль, изучая портрет, хотя все, что ей известно об искусстве, уместится в наперстке. И тем не менее леди Денби переполняется гордостью. Чтобы отчасти скрыть свои чувства, она подходит к камину и переставляет безделушки на полке над ним, заставляя застыть на месте горничную, которая чистит решетку и вся перемазана сажей.

— Какая прекрасная живопись, — дипломатично говорю я.

Саймон вскидывает брови.

— Если под «прекрасной живописью» вы подразумеваете нечто глупое, избыточное и гротескное, тогда я полностью с вами согласен.

Я с трудом сдерживаю смех.

— Собаки изображены замечательно, сразу понятно, какой они породы.

Саймон стоит рядом со мной, и я снова ощущаю то странное течение энергии… Он склоняет голову набок, как бы обдумывая мое замечание.

— Да. Пожалуй, я даже готов признать родней именно их.

У него такие голубые глаза. И такая теплая улыбка. Мы стоим всего в нескольких дюймах друг от друга. Краем глаза я вижу, как бабушка и остальные оглядывают библиотеку.

— Сколько из этих книг вы прочли? — спрашиваю я, направляясь к стеллажам и делая вид, что мне это очень интересно.

— Не так много, — отвечает Саймон. — У меня слишком много других занятий. Они отнимают большую часть моего времени. Я ведь обязан заниматься делами семьи Денби, особняком и прочим.

— Да, конечно, — киваю я, продолжая не спеша продвигаться между книжными полками.

— А кстати, вы случайно не приглашены на бал к адмиралу и леди Уортингтон?

— Приглашена, — отвечаю я, подходя к окну.

— Я тоже там буду.

Он догоняет меня. И мы снова стоим рядом, бок о бок.

— Ох, — говорю я, — это очень мило!