Испорченная реальность - Джон Урбанчик Страница 7

Женщина ведет меня к двери в задней стене этой темной вонючей дыры. Ноги сами несут меня следом. Рот не желает возражать. Руки потеют, сжимаясь и разжимаясь, бесполезно болтаются по бокам.　

Мы идем, и кто-то спрашивает:　

— А как же я?　

Она отвечает:　

— У тебя тоже будет шанс.　

Значит, это мой шанс. Счастливый билет. То, что происходит за этой дверью, касается только меня и, возможно, ее, а может, и его, человека, что так хочет меня видеть. Большого босса. Того, кто поставил всю эту жуткую, смертоносную шваль на колени. Лучше царить в аду, чем прислуживать на небесах, да? [1] Похоже на то. 

Я сознаю, что построил мифологию вокруг этого незнакомца. Я даже не знаю, человек ли это. Я ни в чем уже не уверен. Мой мир разваливается на части, и я готов примкнуть к любой церкви ради утешения. Новая религия нисходит в бездны мочи и дерьма, смерти и уродства. Я не священник и не апостол, не служка или хорист, я — козел отпущения, кровь и плоть свихнувшейся истории, вне начала и конца. Nihil sum [2].

— Ты дрожишь, — говорит она, как будто я не в курсе. Берет меня за руку, желая успокоить. Рука у нее теплая, в жесте нет угрозы, она сжимает мою ладонь, словно убеждая, что все будет хорошо. Я хочу верить ей так же, как верил маме.　

— Как ты живешь здесь? — спрашиваю я. Потому что ей здесь не место. По сравнению с остальными она — богиня. Прекрасная. Добрая. Чистая. Я чувствую в ней еще что-то, стремительное и опасное, но она это прячет, и я не боюсь. Совсем. Правда.　

— А где мне еще жить? — Она пожимает плечами, улыбается и тянет меня к двери: — Вперед. Давай покончим с этим.　

— У меня есть шанс? — спрашиваю я. Все остальные ждут своей очереди.　

— Как посмотреть.　

— На что?　

— На то, какой именно шанс тебе нужен.　

Я не уверен, нарочно ли она уходит от ответа или отвечает искренне. Возможно, и то и другое. Мы уже у двери. У нее есть ключ. Никакой церемонии или заминки — времени хватает только, чтобы перевести дух. Я вдыхаю полной грудью, хотя воздух полон мерзких, неименуемых запахов, а потом иду за ней в комнату в конце этого величественного и ужасного подземного зала.　

VI

Это кабинет. Огромный деревянный стол видел лучшие дни, но он не гниет и не украшен ни резными дьяволами, ни херувимами.　

Она отпускает мою руку, запирает дверь и садится в удобное старое кресло рядом. Здесь еще два — перед столом, на котором куча бумаг, папок, несколько снимков в рамках и стопка фотографий. Стены голые и темные, такие же, как снаружи, но не влажные. Не заляпаны граффити и дерьмом. Ароматические свечи горят, но только добавляют нотки ванили и коричневого сахара к другим запахам.

Наконец я смотрю на человека за столом, понимая, что не смогу отвести от него взгляда. Он хорошо одет, гораздо изящней, чем я ожидал. Я не могу прочесть, что вытатуировано у него на костяшках, буквы слишком старые. На нем нет ни грамма лишнего жира, но он не хрупкий. Он улыбается мне, как доктор, готовый сообщить диагноз, который точно не будет хорошим. Напоминает мне крестного с моей родины. Конечно, это безумие, ведь я не итальянец, и никакой родины у меня нет, и мой крестный потерял связь с родителями еще до того, как мне исполнилось пять. Он моложе, чем кажется, в черных волосах проглядывает седина. В пепельнице полно коричневых окурков и пепла, но они все погасли. Дым, вероятно, маскирует вонь лучше, чем свечи. Он встает и протягивает мне руку. Хотя я довольно высок, он смотрит на меня сверху вниз. У него сильное рукопожатие. Аккуратное. Он спокоен, словно его все устраивает. Словно он в гармонии с миром. Гуру на вершине Гималаев.　

— Пожалуйста, Кевин, — говорит он голосом мягким, как у политика, неторопливо и безмятежно указывая на кресла, — присаживайся.　

Я подчиняюсь.　

Вы можете решить, что я делаю это из уважения, но это не так. У меня нет причин думать, что он расстроится, если я не приму его предложение. Это первое чистое и удобное на вид кресло, которое мне попалось за долгое время, и кости у меня ломит от груза бед.　

— Ты знаешь, кто я, — говорит он.　

— Вообще-то, — отвечаю я, — понятия не имею.　

Улыбка у него искренняя. Чтобы я расслабился. Но почему я так напряжен?　

— За этими дверьми — худшие отбросы общества, — начинает он, не говоря мне ничего нового. — Преступники и наркоманы, омерзительные, опасные, нежеланные. Но так было не всегда. Одни были принцами, магнатами, адвокатами. Другие — насильниками, убийцами, поджигателями и торчками. У каждого своя история, вот только не каждый готов ее рассказать. И не все истории правдивы... или были правдивы.　

Отличное начало. Наверное, ведь он зачаровал меня и я едва не вскакиваю с кресла, наклоняюсь вперед, жду, что будет дальше.

— То, что ты знаешь или думаешь, что знаешь, больше не реально Этого не было, не произойдет, просто не сможет. Конечно, многое осталось прежним. Вероятно, тебе кажется, что ты узнаешь почти все. Места. Людей. Но никто не знает тебя. Никто из них никогда тебя не видел, даже если должны были. Тебя ведь не существует и никогда не существовало. В этой реальности ты не рождался. Вот почему ты здесь — с нами. Ты забыт. Остался за бортом. — Повторение этой фразы, вполне ожидаемой, причиняет боль. — Ты тень мира, который не умирал потому, что и не существовал, разве что в грезах безумцев или на страницах книг. Поверь мне, возвращаться некуда, бороться не за что — это лишь измучит тебя. Это — путь в личный ад.　

Он останавливается, переводит дыхание, но не дает мне заговорить — даже если бы я этого хотел:　

— Лучше жить дальше, сознавая, что мир изменился, и начать все заново. Притвориться, что прошлого не было.　

Он, довольный своей речью, откидывается назад. Я — тоже, но в ужасе. Гляжу на женщину и говорю:　

— Ты не сказала, как тебя зовут.　

— А это важно?　

— Нет. Но мне бы хотелось знать.　

— Иезавель.　

Я знаю, что делаю. Избегаю конфликта. Отрицаю, что это моя реальность. Откладываю неизбежное. А еще я овеществляю этот мир, наполняю его не лицами и фигурами, но живыми людьми с именами и прошлым и, как говорит мужчина, с историями.　

— А ты, — говорю я, поворачиваясь к нему, — ты эту часть пропустил. Стоило начать с «Привет, я чертов мистер Икс».