Фамильное привидение - Ирина Арбенина Страница 60

— А ты?

— Я сказал: «Алешка, все будет хорошо. Вот увидишь… Большевики перемрут от собственной глупости. А я поеду в Глинищево и привезу тебе твою Таню. Привезу сюда… Ты поправишься». — На следующий день, когда объявили о похоронах, Соня поняла: это был последний разговор Алексея Глинищева с ее братом».

— И что? Зачем вы мне это декламируете?

— Понимаете, ее муж умер в Севастополе в одна тысяча девятьсот двадцатом году. А сын родился в двадцать втором.

— Ах вот вы о чем!

— Да уж, извините за настойчивость — все о том же! Так вы не знаете, кто был отцом ребенка Татьяны Аркадьевны? Понимаете, им не мог быть Алексей Глинищев!

— Я не знаю, кто это был… — Старушка покачала головой. — Может быть, недолгий роман… Может быть, случайная страсть, попытка забыться… Что ж… если вы говорите, что Алексей умер в двадцатом, — конечно, по всей видимости, это не он, и, честно говоря, разбираться в этом нам с вами неприлично. У Танечки была нелегкая жизнь. Понимаете?

— Попробую, если объясните.

— Видите ли… летом восемнадцатого года муж отвез ее в свое имение. Оно уже было основательно разграблено. Но дом уцелел. Вскоре Алексей уехал. Таня пробыла в Спасове до весны двадцатого года… Насколько я знаю. Потому что в двадцатом году имение реквизировала новая власть. Ей пришлось оттуда уйти. Она ушла с одним узелком. Ушла, унося самое дорогое. То немногое, что будет потом хранить всю жизнь и передаст своему сыну: несколько старых фотографий… Орден, которым был награжден дед ее мужа… Лоскуток пожелтевших кружев…

— Только с узелком? Значит, ребенка еще не было?

— А вот когда родился сын, я не знаю, — вздохнула Рина Васильевна. — Но вы хоть понимаете, что означало тогда хранить такие вещи? Фотографии, царский орден? Все это — ну, может быть, за исключением кружев, — будь обнаружено при обыске, могло стать поводом для ареста и гибели… Но Танечка не рассталась с фамильными реликвиями семьи своего мужа, хотя уничтожали такие вещи тогда многие. Судите сами, что означал для нее этот брак!

* * *

Светлова вышла из квартиры Рины Васильевны в расстроенных чувствах. Копаться в чужой разбитой жизни… Уличать мертвецов… Что может быть хуже!

Журналист Королев оказался уже немолодым человеком, скрупулезным и дотошным. Судя по всему — опыту работы, возрасту и внимательным глазам, — его компьютер мог быть просто кладезем бесценной информации… А уж о голове — что и говорить…

Дело в том, что в сложившейся ситуации самым верным для Светловой было воспользоваться базой данных какого-нибудь хорошего журналиста, занимающегося соответствующей темой.

И такого человека, согласившегося поговорить с ней конфиденциально, «по просьбе друзей», Аня, путем личных контактов и собственных возможностей, в конце концов разыскала…

Светлову очень интересовал «рынок отравляющих веществ». Степень доступности, так сказать… Короче, каким образом яд, судя по всему, уникальный, мог попасть в руки преступника?

— Кофе пить будем? — поинтересовался Королев.

— Угу… — кивнула Светлова. — И державу подымем.

— Ну, я лично уверен только в первой части…

Убедившись, что Светлова не конкурент и не перейдет ему нигде дорогу, воспользовавшись его же базой данных, он угостил ее кофейком из редакционной кофеварки и разговорился. К тому же своим друзьям, ходатайствовавшим за Аню, судя по всему, Королев отказывать в помощи не хотел.

— Да это уже дело прошлое… — заметил Королев. — Тогда, несколько лет назад, в Москве прогремела парочка громких отравлений… Банкира известного отравили, если вы помните, его секретаршу… Речь шла о каком-то уникальном отравляющем веществе — мгновенно и смертельно действующем… Причем действующем даже при самом мимолетном контакте… И, главное, затем, очевидно, бесследно исчезающем.

— Да-да, я помню!

— Ну, естественно, журналисты бросились исследовать «рынок отравляющих веществ», степень доступности… и все такое…

— Ну, и какова эта степень? — поинтересовалась Светлова.

— В общем, мнение разошлись. Одни считали, что такой уникальный, созданный явно для спецопераций, неизвестный даже специалистам яд никак не может оказаться за пределами соответствующих секретных организаций, которые занимаются такими разработками… Вне стен, так сказать!

— Были и другие?

— Были… Другие утверждали, что если кому-то в этой «соответствующей секретной организации», где работают такие же «наши люди», как и везде, приспичит срубить немного денег, то и самое секретное можно вынести… И в итоге продать на какой-нибудь московской толкучке. Вот вам и вся «степень доступности»! В этом «соответствующая организация», по большому счету, вряд ли отличается от кондитерской фабрики или типографии. Организации, может, и разные, да люди одинаковые.

— А вы лично как думаете?

— Я? Ну как вам сказать…

— Скажите уж как-нибудь…

— Лучше расскажу одну историю… По-моему, она вполне тянет на притчу. Знаете, еще в советские времена меня как-то подвозил до редакции один таксист… Ну, едем, болтаем о том о сем… В основном он, конечно. Тогда, сами знаете, не стоило слишком откровенничать с таксистами… Ну, крутит мужик баранку и рассуждает… О том, где лучше работать — в том смысле, что у кого на работе можно «унести»… Подвозит меня к редакции, смотрит на вывеску и говорит: так вы, значит, в газете работаете? И, представьте, задумался мужик! Думал, думал… Наконец спрашивает: а что у вас-то тут можно вынести? Я пожимаю плечами, говорю: да у нас вроде ничего… Знаете, он так удивленно на меня посмотрел! С абсолютным недоверием. И говорит: «Так не бывает! Всегда что-то можно унести». Пока я не признался, что регулярно уношу домой из своей конторы скрепки, он так и не успокоился.

— А что же с «соответствующей секретной организацией»? — уточнила Светлова, допивая кофе. — Докопались в итоге до чего-нибудь?

— Ну, с уверенностью тут ничего утверждать нельзя. Но в итоге все-таки вышли на некий населенный пункт… Тут… недалеко под Москвой. Есть там некая контора. Разумеется, к ней и близко подобраться нельзя. Но есть все-таки сведения, что именно они и занимаются разработкой и изготовлением таких штук…

«Городок наш — ничего. Населенье — таково… Подпевает электричке…» — бормотала про себя Светлова, высаживаясь на пустынной подмосковной станции.

Никакие гудки не подпевали…

Вообще ничто и никто не подпевал электричке в этом странном городке.

А над учреждением Икс, которое в конце концов все-таки разыскала Светлова, вообще повисла густая тишина. За глухим забором где-то побрехивали собачки, предупреждая слишком любознательных о последствиях неумеренного любопытства.

Высокий забор из бетонных плит. Особый режим допуска.