Фамильное привидение - Ирина Арбенина Страница 61

Редкие люди, выходящие из проходной, торопливо убыстряли шаги, когда Светлова говорила просто «Здравствуйте»… Какие уж тут вопросы!

«Городок наш — ничего. Населенье — таково… — бормотала про себя Светлова. — Такой текст, надо признать, составил бы честь человеку из соответствующих органов, курирующему секретную деятельность учреждения Икс в этом подмосковном городке».

Никаких сведений. Никаких комментариев…

Ничего! А населенье — таково… Вот и вся информация.

Одно только «но»…

Городок Ничего, как назвала его для себя Светлова, на самом деле назывался населенный пункт Самыкино.

И это уже круто меняло дело… Потому что это слово уже когда-то застряло у Светловой в памяти… Где-то и когда-то она его уже слышала!

Самыкино!

Никогда Анна не бывала прежде в этом Самыкино… Ничего о нем не знала до разговора с Королевым. Но то, что слышала она уже это слово, и причем совсем недавно, — это точно…

И не от Королева первого слышала! Раньше…

До журналиста Королева уже кто-то его произносил в Анином присутствии!

И, разумеется, Светлова не забыла — кто.

* * *

— Софья Кирилловна…

Аня позвонила в Мюнхен, чтобы рассказать о том, что ей удалось узнать о дате рождения «сына» морского офицера Алексея Глинищева.

— А знаете, что я вам скажу, Анечка… — вздохнула Витенгоф, выслушав ее рассказ. — Может быть, это вам как-то поможет… Ну, своего рода психологическим обоснованием мотива преступления послужит.

— Мотивом?

— Да… Понимаете, в первые годы эмиграции мы оказались за границей в непривычной среде… Это был средний, очень средний класс: мелкие лавочники, кассиры, бухгалтеры. Они привыкли жить умеренной, в меру благополучной и в общем достаточно серой жизнью. Самое появление среди них русских эмигрантов было событием… Они смотрели на нас как на диковинных птиц… В общем, мы внесли какое-то разнообразие в их бедную впечатлениями жизнь. Сознание, что билетерша, которая продает для них билеты в кинотеатр, есть какая-нибудь графиня, которой благосклонно кивал когда-то русский император, наполняло их жизнь некоторой романтикой. Постоянно циркулировали слухи о знакомствах с какими-то русскими принцессами…

И некоторые из нас не могли устоять перед искушением. Рождались рассказы о каких-то удивительных родовитых предках… Рассказы, долженствующие произвести впечатление на французскую или немецкую лавочницу. Разумеется, таким вещам мы, даже будучи детьми, знали цену, и, когда что-то подобное начинало витать в воздухе, взрослые относились к этому крайне неодобрительно и с презрительной усмешкой. Но, увы, все мы были вырваны из жизни, где существовали репутации, где все друг друга знали, а утверждения подтверждались окружением и документами…

Знаете, как написал в те годы поэт?

А кругом были незнакомые, новые люди… Документы пропали… И все это создавало почву для мифов, обманов, легенд…

— Я где-то читала, — заметила Светлова, — что многие русские дамы удачно выходили в эмиграции замуж, просто убавляя себе возраст на десяток-другой лет…

— Ну, это-то ладно… Обман невинный, — миролюбиво заметила Витенгоф. — Во славу любви… В конце концов, женщине столько лет, на сколько она выглядит. И если мужчина «сам обманываться рад», туда ему и дорога. А вот что касается фантазий на тему родословной…

— Да?

— Я думаю, что-то похожее произошло, после того как убрали «железный занавес», и в России. Возможность объявить себя потомком и невозможность из-за разрыва, образовавшегося в сознании поколений, это опровергнуть — несколько пьянит воображение и голову. Кто был никем, тот опять получил шанс стать кем-то…

— А вы знаете, Софья Кирилловна… Пожалуй, вы мне помогли, — заметила Светлова.

— Ну и на здоровье, деточка.

— Правда… Спасибо! Нет, вы и сами не представляете, как помогли мне!

Светлова положила трубку и задумалась.

В самом деле… Это было серьезной трудностью в нынешнем деле… Светлова явно не обладала способностью проникнуть в психологию человека, который не может устоять перед искушением объявить себя потомком «каких-то удивительных родовитых предков». Она была слишком далека от такого рода тщеславия и вообще — от «всего этого».

* * *

«А «все это» выглядело, по всей видимости, следующим образом…» — рассуждала Светлова.

У Глинищевой Татьяны Аркадьевны родился сын. Он получил фамилию матери. Отчество — Алексеевич.

Алексей Алексеевич Глинищев…

Вот только, несмотря на то что ребенок получил эту старую дворянскую фамилию, к роду Глинищевых он отношения не имел, потому что родился он в двадцать втором году, спустя два года после того, как первый муж Татьяны, Алексей Глинищев, умер в севастопольском госпитале.

А дальше… дальше все было, очевидно, так.

Кто был настоящим отцом этого ребенка, для Глинищевой, очевидно, значения не имело. Она брака больше ни с кем не регистрировала и так осталась до конца жизни Глинищевой.

По-видимому, и своего ребенка она считала наследником умершего мужа Алексея Глинищева: он заменил в ее сознании того ребенка, которого они не успели родить… Психологи знают такие феномены сознания. Не в силах пережить тяжелый поворот судьбы — «любимый муж погиб, и даже ребенка не успели завести!» — человек полусознательно как бы подтасовывает события своей жизни. И со временем сам начинает искренне верить в сфальсифицированную — самим же! — версию своей судьбы.

Это подтверждается некоторыми аномальными чертами в поведении Татьяны Аркадьевны, упорно утверждавшей, что отец ее сына якобы Глинищев…

В те времена, когда все прятали и выбрасывали то, что подтверждало принадлежность к дворянству, и старательно писали в графе происхождение — «пролетарское», Татьяна Аркадьевна вместо детских сказок рассказывала маленькому сыну, какой он истинный Глинищев, и какой у него герб, и каким они владели поместьем в Спасово… Несмотря на то что это было страшно опасно. И противоречило элементарному здравому смыслу и чувству самосохранения нормального человека. Ибо известно, что существовало, например, прямое указание крупного чекиста Лациса: «Не ищите на следствии материала или доказательств, что обвиняемый действовал словом или делом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, к какому классу он принадлежит. Какого он происхождения, воспитания, образования и профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого».

Знал ли кто-нибудь из «советских Глинищевых», что кровь их не слишком голубая и что к настоящим Глинищевым они отношения не имеют? Сын Татьяны Аркадьевны или ее внук?