Дымка. Черный Красавчик - Виль Джемс Страница 64

– У вашей лошади то, что мы называем гниением стрелки копыта. Хорошо еще, что она не упала. Такого рода болезнь происходит от неопрятной конюшни, где не меняют подстилку. Пришлите завтра лошадь, я вычищу ей копыта и покажу вашему конюху, как надо прикладывать примочку, которую я пропишу.

На другой день мне прочистили копыта и заложили в них паклю, пропитанную какой-то едкой жидкостью. Это было очень неприятно.

Ветеринар велел выкинуть всю солому из моего стойла, вычистить и проветрить его и каждый день стлать свежую подстилку. Кроме того, мне прописали пойло из отрубей, зелень и только немного овса до тех пор, пока ноги не заживут.

Я скоро стал поправляться, но господину Бари надоело возиться с бесчестными конюхами, и, так как он ездил нечасто, он решил продать лошадь, а себе нанимать, когда захочется покататься.

Новичкам весело попасть на конную площадь: есть на что посмотреть. Но, конечно, весело это только тому, кому нечего терять, кто сюда попал не от хорошей жизни.

Длинной вереницей толпились на площади молодые лошади, пригнанные прямо из деревни; тут же стояли лохматые валлийские лошадки, не больше нашей Резвушки. Здесь можно было увидать сотни ломовых лошадей с заплетенными хвостами, перевязанными красным шнурком. Были и породистые, хороших статей лошади, как я, которые попали на распродажу вследствие несчастного случая, попортившего ноги лошади или грудь. Среди них видны были красавцы, молодцевато вскидывавшие ноги и показывавшие высокую школу езды покупателям, перед которыми их выводили конюхи, бежавшие подле них.

Но за блестящей толпой виднелись и жалкие заморенные лошади с узловатыми коленями и задними ногами, которые подергивались на каждом шагу; у некоторых дряхлых лошадей нижняя губа совсем отвисла, уши прижались с таким выражением, как будто у них исчезла всякая радость жизни и все надежды на лучшее; у иных ребра торчали из-под натянутой кожи, а на спинах заметны были следы тяжких побоев. Сердце больно сжималось при виде этих несчастных, и невольно являлся вопрос: не постигнет ли и самого тебя такая участь?

Наслушался я довольно людской лжи и насмотрелся всяких обманов, пока стоял на площади и смотрел на торговлю барышников.

Меня поставили в одну кучу с двумя-тремя сильными лошадьми, и нас многие смотрели. Господа при виде моих попорченных коленок удалялись, несмотря на уверения продавца в том, что я поскользнулся в стойле и, падая, зашиб ноги. Покупатели подходили, открывали мне рот, смотрели в глаза, щупали ноги сверху донизу, после чего пробовали мой ход. Некоторые при этом грубо вертели меня во все стороны, а другие нежно дотрагивались до меня, точно ласкали меня. По этому я судил о покупателях.

Один из покупателей мне так понравился, что я очень желал попасть в его руки. Это был не господин, а простой человек, невысокий, но стройный и живой. Как только он тронул меня, я тотчас увидал, что у него большая сноровка в обращении с лошадьми. Голос у него был мягкий; добрые серые глаза смотрели ласково. Как ни странно, но мне даже показалось, что от него пахнет свежим сеном, что меня тоже к нему расположило. Не табаком и пивом пахло от него, – я ненавидел эти запахи, а пахло так, как будто он пришел с сеновала.

Он предложил за меня двадцать три фунта стерлингов, но меня не продавали за эту цену, и он ушел. Я с сожалением посмотрел ему вслед, особенно когда подошел другой покупатель с суровым лицом и грубым, громким голосом. Я ужасно боялся, как бы он не купил меня, но и он не сошелся в цене. Приходили еще два или три человека, и неприятный человек со злым лицом опять вернулся. Он предложил двадцать три фунта; заспорили, стали торговаться; продавец, боясь упустить все случаи, начал уступать, но в эту минуту вернулся милый человек. Я невольно потянулся к нему мордой. Он ласково погладил меня.

– Что, старина, – сказал он, – мы, кажется, годимся друг другу. Слушайте, вот вам двадцать четыре фунта, – обратился он к продавцу.

– Скажем, двадцать пять, и дело по рукам, – отвечал продавец.

– Ну, двадцать четыре фунта и десять шиллингов, больше ни копейки. Да или нет? – продолжал торговаться добрый покупатель.

– Идет! – заключил продавец. – Останетесь довольны. Отличная лошадь, особенно для езды в кэбе, – прибавил он.

Деньги были тотчас отсчитаны, и мой новый хозяин повел меня в гостиницу, где у него были приготовлены узда и седло. Он дал мне хорошую кормежку, стоя подле меня и все время разговаривая со мной.

Полчаса спустя мы поехали в Лондон. Проезжать приходилось приятными деревенскими проселками. Наконец мы доехали до огромного города и к сумеркам добрались до Сити. Там уже горели газовые фонари; направо и налево тянулись улицы и скрещивались без конца. Мне казалось, что мы никогда не доедем до места назначения. Наконец, проезжая по одной улице, я увидел извозчичью биржу. Мой седок крикнул:

– Доброго вечера, хозяин!

– Здорово! – послышалось в ответ. – Что ж, хорошую лошадь купил?

– Кажется, да, – ответил мой владелец.

– Ну и отлично! Дай бог тебе благополучия с покупкой.

– Благодарю, хозяин.

Мы поехали дальше. Вскоре мы свернули в одну боковую улицу, а потом, проехав ее до половины, поворотили в узкий переулок с довольно бедными домами по одной стороне и чем-то, что мне показалось конюшнями, по другой. Мой хозяин остановился у одного из домов и посвистел. Дверь быстро отворилась; на пороге появилась молодая женщина с двумя детьми: мальчиком и девочкой. Начались оживленные приветствия.

– Ну-ка, Гарри, сынок, отопри ворота, а мать принесет фонарь.

Через минуту вся семья окружила меня на дворе перед конюшней.

– Папа, она смирная? – спросила девочка.

– Да, Долли, такая же смирная, как твой котенок. Поди сюда, погладь ее.

Маленькая ручка задвигалась по моему плечу так славно!

– Я принесу отрубной похлебки, – сказала мать девочки, – а ты пока почистишь лошадь.

– Отлично, жена, это самый лучший ужин для нашего нового жильца. Я знаю, что ты и мне приготовила славную похлебку.

– Жареные сосиски и пирог с яблоком! – воскликнул мальчик, которого звали Гарри.

При этом восклицании все рассмеялись.

Меня ввели в чистое, покойное стойло, в котором было много сухой соломы на полу. Здесь после прекрасного ужина я лег спать. Казалось, что для меня настала счастливая жизнь.

Моего нового хозяина звали Иеремия Баркер, но его все называли просто Джери; так и я буду называть его.

Полли, его жена, была славная женщина, небольшого роста, полная, с гладко причесанными волосами, темными глазами и смеющимся ртом. Их сыну Гарри было лет двенадцать. Это был высокий, добродушный мальчуган с прямым, открытым выражением лица. Маленькая Долли, как ее называли, вышла лицом вся в мать; ей было только восемь лет. Все они горячо любили друг друга. Я никогда еще не видал такой веселой и счастливой семьи.