Шесть масок Владимира Путина - Клиффорд Гэдди Страница 48

Впрочем, вряд ли Путин, даже если бы очень этого хотел, мог, находясь в ГДР, следить за этим валом политической и культурной информации. И действительно, во время его пребывания в Дрездене власти ГДР за подрывные публикации запретили советский журнал «Огонек» – один из оплотов гласности [295]. В Дрездене Путин также оказался в очень специфической ситуации с восточногерманскими телевидением и радио, по-прежнему находившимися в тисках цензуры и пропаганды Эриха Хонеккера. Кроме этого, хотя большинство жителей ГДР могли свободно смотреть телепередачи из Западной Германии, в Дрездене ситуация была другой. В самом городе и его окрестностях эти передачи совсем не принимались, а западные радиостанции можно было поймать с большим трудом. Из-за этого Дрезден в ГДР шутливо называли «Tal der Ahnungslosen» – «Долина невежественных» [296].

В книге «От первого лица», Владимир Путин утверждает, что служившие в разведке позволяли самим себе свободомыслие и говорили то, что простые граждане сказать не могли. Но за то время, что он был в Дрездене, политика гласности позволила каждому в Советском Союзе быть вольнодумцем. Говорить о вещах, прежде запрещенных, стало обыденным делом. Арон описывает, как дискуссионные клубы появлялись в школах и на заводах, а не только в колледжах и исследовательских институтах, и то, как рабочие были шокированы неожиданной свободой дебатов. Один из рабочих-металлистов рассказывал: «Я просто не привык к свободному обмену мнениями. Теперь же я воспринимаю свободу мысли как что-то естественное» [297]. Другие наблюдатели высказывались о том, что даже люди, пассивно сидевшие перед своими телевизорами, становились свидетелями программ «практически непредставимых по своей открытости и накалу политических страстей» [298].

Путин не является героем написанной Леоном Ароном детальной истории этого периода. Мимолетно о нем сказано лишь в эпилоге, когда Арон пишет о ностальгии по имперскому прошлому и переходит к темам возрождения страны, сменившим дух гласности в 90-е годы. Путин упоминается как президент, который вернул на место памятники и мемориальные таблички, посвященные Андропову и другим видным кагэбэшникам [299]. Владимира Путина практически нет в этой книге просто потому, что он не был на «дороге к храму». Для перестройки он был чужим. Гласность – это тоже не его. Он не участвовал в дебатах. Скорее всего, он и читал о них не много. Несмотря на то, что он был свидетелем революции в ГДР, Владимир Путин вряд ли стал даже случайным свидетелем того, что называют «духовной революцией» в России и СССР [300].

Уезжая из Дрездена, Путин, безусловно, знал об изменениях, происходящих дома, но он лично их не пережил и не впитал, как другие, обычные русские. Для них, особенно тех, кто, как Дмитрий Медведев, которому в описываемый период было около двадцати лет, был моложе, очень многое изменилось в популярной культуре. Широко известно, как Медведев признавался в своей любви к британской рок-группе Deep Purple, которая была очень популярна у советской молодежи конца 80-х и которую стало можно слушать, когда пали культурные барьеры [301]. Но в России и СССР рождались свои группы и рок-звезды, так же как и молодежные фильмы, в которых вовсю употреблялся молодежный лексикон. Один из них, прорывная сенсация 1987 года, «Асса», в которой были собраны самые популярные группы и актеры того времени, например Станислав Говорухин, актер и режиссер, присоединившийся к «Движению «Согласие», когда в середине 90-х ушел в политику. Такая подборка привела к потрясающим сценам «диссонанса поколений».

Возникли новые культовые фигуры – такие как харизматичный лидер рок-группы «Кино» Виктор Цой. Прогремевшая в «Ассе» его песня «Перемен!» стала гимном протестных выступлений против политической системы Путина в 2011–2012 годах. Цой снялся в нескольких смелых «независимых» фильмах и, похоже, собирался свергнуть музыкальных и экранных героев советской эпохи с их пьедесталов. Его безвременная кончина в автокатастрофе в 1990 году повергла советскую молодежь в беспрецедентный траур. Как говорили наблюдавшие это современники, это напоминало то, что случилось в США после смерти в 1955 году актера Джеймса Дина. Роль последнего в картине Rebel without a Cause в свое время также ознаменовала наступление новой эры в молодежной культуре Соединенных Штатов. Ленинград, родина Цоя, в конце 80-х стал одним из основных центров новой культуры. Это был центр подпольной концертной деятельности с открытой критикой устаревших советских нравов. Молодые поклонники новых советских рок-групп, одетые в вызывающие наряды в западном стиле, заставляли прохожих оборачиваться, когда дефилировали по главным улицам города. Они собирались на многолюдные «тусовки» в городских скверах [302].

Поскольку Путин не прошел лично через все стадии развития позднесоветского и российского общества с конца 1980-х до 2000-х, что могло бы связать его со сверстниками, часть его «русской ДНК» просто выпала. И годы, проведенные в дрезденской «Долине невежественных», эту часть заменить не могут. Это можно заметить по тому, на что он ссылается в культурном и политическом аспектах. Он часто использует цитаты и аллюзии на советские фильмы конца 70-х – начала 80-х, то есть того времени, когда он был еще гражданским и ходил в кино, смотрел телевизор и шутил. В книге «От первого лица» Людмила Путина, когда вспоминает время приезда в Дрезден, говорит, что «Володя всегда любил и умел шутить» [303]. 1990-е очень часто используются Путиным как отправная точка в его политических рассуждениях и в значительно меньшей степени – как источник для шуток, в отличие от 1970-х. А вот конец 1980-х, время оптимизма, плюрализма и созидания, время Горбачева – из этой цепочки выпал вообще.