Мое злое сердце - Вульф Дорн Страница 9

Я стояла как окаменевшая, глядя на верхнюю площадку лестницы, а телефон продолжал звонить. Тут я услышала, будто там, наверху, по полу кто-то крадется. Нечто постоянно находилось там, кашляло и хихикало.

– Там никого нет, – произнесла я тихо. И повторила так громко и отчетливо, как только могла. – Там никого нет!

Но существо там, наверху, подошло ближе. С минуты на минуту я могла его увидеть.

– Там! Никого! Нет!

Внезапно наступила тишина. Телефон умолк, и пугающие звуки на верхнем этаже прекратились. Я выбежала в сад, встала под ярким солнцем и начала глубоко вдыхать и выдыхать свежий воздух. «Пожалуйста, – просила я, – не надо начинать снова. Пусть это больше никогда не случится!»

Мамусик вернулась домой раньше, чем я ожидала. Едва открыв дверь, она блаженно зажмурила глаза и втянула ноздрями воздух.

– Лазанья! – Она порывисто обняла меня. – Кара миа, ты просто золото!

– Эй, ты меня задушишь. – Я попыталась отстраниться, смеясь. – С днем рождения, мамочка!

– Спасибо, солнышко, – сказала она взволнованно, я видела, что она искренне тронута. – Я боялась, что тебя нет дома.

– Почему?

– Потому что я звонила и хотела тебе сказать, что вернусь пораньше. Но ты не подошла к телефону.

– Наверное, я не слышала звонка, – соврала я. – У меня было включено радио.

Мама ничего не знала о моей телефонофобии. Я никогда ей этого не рассказывала. Один раз я чуть было не решилась, но мне было стыдно. Телефонофобия – как дико звучит! Надо быть настоящим психом, чтобы бояться звонка. Так считал Стефано, гениальный повар из клиники. В моем возрасте все с радостью общаются по телефону.

Когда мой психиатр впервые употребил этот термин по отношению к моей новой фобии, я подумала, какие еще фобии у меня могут возникнуть: страх дверного звонка? Боязнь почтальонов? Или паника, если кто-нибудь рядом со мной закашляет? Нет, я не позволю этому зайти так далеко. Я решила сражаться со своим страхом. И во время пребывания в клинике справлялась с этой задачей весьма неплохо. Позвонить куда-нибудь самой для меня не составляло проблемы – перед исходящими звонками у меня не было страха. Но если звонок раздавался рядом со мной, я старалась его проигнорировать. Или как можно быстрее выйти из комнаты, где звонил телефон.

К счастью, мама не удивлялась, почему ее шестнадцатилетняя дочка, вероятно, единственная во всем земном полушарии не просит на день рождения или на Рождество новый мобильник. У меня была подержанная древняя «Нокия», но я не пользовалась ею больше года и не смогла бы даже сказать, где она сейчас находится. Вероятно, в одной из картонных коробок со всяким скарбом. По мне, так она могла там оставаться и дальше. Для меня было крайне тягостно постоянно находиться в доступе для других.

Потом мы по-королевски поужинали за нашим складным столом, и мама рассказала о своем детстве на Сицилии. При этом я заметила, что характер нашей беседы изменился в сравнении с прошлым разом, когда мы так же сидели за столом. Это не была больше просто болтовня матери и дочери, как раньше, – мы разговаривали как две закадычные подруги, и это мне понравилось.

После трех бокалов вина мамусик рассказала мне о своем первом поцелуе во время сбора оливок – ей тогда было восемь. Она еще два года тосковала по мальчику, который за это время даже не дал о себе знать после ее переезда в Германию.

– Его звали Марко, и ему тогда исполнилось почти двенадцать, – рассказывала она, доверительно склонившись ко мне. – И он был такой милый!

– Я тоже сегодня познакомилась с парнем, – сказала я, заметив, как кровь прилила к моим щекам.

Разумеется, я не так близко познакомилась с Юлианом, как мама с Марко. Но – секрет в обмен на секрет. Quid pro quo [5]. Мама посмотрела на меня сквозь стекло фужера. По ее взгляду я поняла, что она уже достаточно опьянела. Она неловко наклонилась ко мне, так что хрупкий столик подозрительно скрипнул.

– В самом деле? Расскажи. Он местный?

– Да, он отсюда.

Я вынуждена была сделать глубокий вдох. Мы впервые говорили о мальчиках – по крайней мере в таком ключе. Раньше я говорила кое о чем подобном с Беа, и с того времени, как наша дружба распалась, этих бесед мне не хватало.

– Не заставляй все вытягивать из тебя, как клещами! – Мама выглядела так, будто ей самой сейчас было шестнадцать, а вовсе не тридцать девять. – Он симпатичный?

– Вполне. Кстати, он наш сосед.

– Неужели?

– Его зовут Юлиан, – сказала я, почувствовав при произнесении его имени приятное дрожание в животе, которое я определила как синее. – Юлиан Норд.

– Выходит, он…

– Сын моего терапевта, да.

На какой-то миг мамино лицо сделалось серьезным, затем она снова беззаботно рассмеялась:

– И что? Ты в него влюблена?

– Ты шутишь, что ли? Мы всего лишь поговорили.

Несмотря на свой ответ, я задумалась над маминым вопросом. Если разобраться, я еще ни разу не была по-настоящему влюблена. Нет, бывало, конечно, я могла втюриться в парня, обычно втайне – я была слишком робкой, и он не догадывался о моей симпатии. Но по-настоящему… Нет, я еще никогда не была влюблена. По крайней мере в том смысле, как пишут в книгах. Однако дрожь в животе, которую я почувствовала, увидев Юлиана в супермаркете, походила на касание крыльев бабочки.

– Он мне кажется милым, – сказала я наконец.

Мама склонила голову набок и улыбнулась:

– Так-так. Ты находишь его милым. Насколько милым?

– Весьма и весьма.

Мы одновременно разразились приступом смеха. Мы смеялись так громко, что нас, наверное, было слышно с улицы. Так протекало время, и мы беседовали о вещах, о которых никогда не говорили друг с другом раньше. Казалось, мы заново познакомились. Новая Дора и новая Антонелла-мамусик, которыми мы стали за эти четырнадцать месяцев.

К тому времени как мы около полуночи стали расходиться по своим комнатам, мама допила бутылку. Она слегка шаталась, поднимаясь передо мной по лестнице.

– Спасибо, – произнесла она заплетающимся языком, запечатлев на моей щеке поцелуй на ночь. – Спасибо за чудесный вечер, моя лучшая подружка!

Потом она посмотрела на кровать в своей спальне так, будто прицеливалась.

– Целая бутылка вина! Боже, кара, завтра у меня будет чудовищная головная боль.

«Моя лучшая подружка». Слова мамы еще какое-то время звучали в моей голове, пока я сидела за письменным столом, вглядываясь в черноту летней ночи, и ждала, пока мой старый лэптоп загрузится. Я была слишком возбуждена, чтобы спать.